Женщина-зима - Алина Знаменская

— Это безумие — спать в такую ночь! — с жаром уверял он, уводя Полину прочь от дома.

— Безумие — гулять по ночам, имея взрослого сына.

Полина хоть и возразила Доброву, но все же позволила подбить себя на авантюру. Они обогнули клуб, спустились вниз, миновали овраг и оказались в поле за селом.

Ночь сделала очертания привычных мест таинственными, незнакомыми.

— Я не видел вас целую вечность, — сказал Добров. — Я думал о вас.

— Очень тронута, — ответила Полина. — А я, даже если бы совсем не хотела думать о вас, была вынуждена это делать.

— Не слишком обещающее начало. Кто же вас вынуждал?

— Люди. Каждый посчитал своим долгом рассказать о ваших делах, о ваших «подвигах». Все почему-то считают, что вы : это делаете лично для меня.

— А вы? Вы так не считаете?

Полина не собиралась сегодня развивать эту тему. Так получилось, что разговор, которого не избежать, должен был состояться в такой романтической обстановке. Ночь, звезды, соловьи. И как будто не было этого кошмара на танцах, ничего не было.

— Да при чем здесь я? — возмутилась Полина. — Разве я вас о чем-то просила?

— Нет.

— Но зачем вы все это делаете? Зачем вам деревня с ее проблемами? Зачем было ремонтировать столовую? Говорят, вы детскую площадку возле детсада возводить собрались?

— Собрался. Сделаю.

— Зачем?!

Полина даже остановилась, чтобы получше рассмотреть лицо Доброва, когда он будет отвечать на вопрос.

— Нет, вы будто не рады! — рассмеялся он. — Кто говорил мне, что мечтает о возрождении деревни?

— Да, я мечтаю, я здесь родилась. Но вам-то это зачем? Люди вас не понимают, поэтому не доверяют. Некоторые даже смеются.

— А вы?

— Что — я?

— Вы доверяете?

Полина помолчала. Потом честно сказала:

— Я думаю, что это порыв. Увлечение вашей ищущей натуры. Что запал ваш, Борис Сергеевич, скоро кончится и вы исчезнете без следа. И… все забудете. А мы останемся.

Добров ответил не сразу. Постоял, глядя на редкие огоньки спящей деревни.

— Полина… Если честно, я не знаю, что будет завтра. Может, уеду, может, и забуду. А столовая останется. И детская площадка останется. Вот еще одна задумка у меня родилась. Хочу с Тимохой обсудить.

— Что за задумка? — насторожилась Полина. Все, что было миром Доброва, становилось для нее и сына одновременно манящим и чужим. Она пугалась новых идей Спонсора.

— Насчет конноспортивной школы. База тут отличная. У меня есть люди на примете, которые могли бы поддержать идею. Короче, надо это обмозговать.

— У меня нет слов! — выдохнула Полина. — Неужели это возможно? Да вы представляете, что это будет значить для молодежи?! Это же так здорово!

Добров даже засмеялся тихонько — столь бурной реакции он не ожидал.

— Это пока только мысль, — напомнил он. — Даже не проект.

— Я успела убедиться, как скоро ваши проекты становятся реальностью.

— Да ладно, — скромно отмахнулся Добров.

— Нет, и все же, — не отставала Полина, — зачем вы это делаете? Только честно!

— Для вас.

— Да ну вас! Я серьезно. Не думаете же вы, что я поверю…

— Тогда не спрашивайте, — вздохнул Добров. — Принимайте как данность. Договорились?

— Договорились, — после паузы ответила Полина. — А что мне еще остается?

— Дело в том, что я и сам себе пока не ответил на этот вопрос.

Они повернули назад, к деревне. Соловей ни на миг не умолкал, громко и крикливо выводили рулады лягушки. Вся эта выпирающая прелесть весенней ночи будто на что-то намекала. Именно от этого Полина чувствовала себя несколько скованно. Словно с нее пытались снять завесу лет, но она все время помнила, что ей сорок. Помнила, но одновременно уже начинала ощущать себя школьницей, празднующей свою первую весну.

Забытое ощущение легкой взаимной симпатии, притяжения, состоявшее из тысячи невесомых мелочей, волновало женщину. Она прислушивалась к себе и не переставала удивляться.

Добров остановился и блестящими глазами посмотрел на свою спутницу.

— Как здорово, а? Признайтесь, Полина, вы давно гуляли вот так, ночью? Весной?

— Давно, — подтвердила Полина, невольно заражаясь его восхищением и беспокойством. — Лет пятнадцать назад… А то и больше.

— Вот видите! А я последние пять лет каждый отпуск — за границей. И если приходилось гулять ночью, то в городе, в толпе. А чтобы так… Полина, знаете, будет неправильно, если я вас сейчас не поцелую.

И прежде чем Полина успела отреагировать, Добров наклонился к ней и поцеловал. Это оказалось неожиданно и странно, как дождь посреди солнечного дня. Когда хочется стоять и чувствовать на себе тяжелые капли. Полина не отпрянула, не возмутилась, а как-то невзначай потянулась к нему, ощутила под пальцами твердые мужские плечи, гладкость бритой щеки, стриженый затылок. Поцелуй получился долгим — никто не решался его прервать. Пальцы Доброва гладили ее шею, и давно забытые ощущения изливались на женщину дождем.

— А я думала, что разучилась целоваться, — сказала она, когда, оторвавшись от Доброва, прильнула лбом к его шее.

— Не разучилась, — улыбнулся Добров, вдыхая запах ее волос.

Они стояли посреди голого поля, соприкасаясь головами, как кони. Казалось, что вечность повесила над ними гигантский гамак, украшенный стразами. И теперь качает потихоньку.

Вдруг из-за кустов оврага с шумом вынырнула ватага молодежи. Компания взорвалась смехом, в многоголосии которого звонко выделился Маринин. Полина отпрянула от Доброва, он едва успел удержать ее за руку, иначе она побежала бы, чего доброго.

— Полина! Ну что ты… Им и дела нет до нас.

— Там Тимоха, — сказала она и оказалась права. Едва компания подошла поближе, она различила среди ребят длинную сутулящуюся фигуру сына.

— Мам? Ты… Вы чё здесь? — забормотал Тимоха, переводя взгляд с Полины на Доброва и обратно.

Молодежь вежливо обогнула их и прошагала дальше.

— Да вот… С Борисом Сергеевичем тебя искали. Поздно ведь уже. Почему ты не дома?

Тимоха беспокойно оглянулся и зашептал:

— Мам! Я чё, левый, что ли? Все пойдут по домам, и я пойду. Борис Сергеич! — Тимоха умоляюще взглянул на него в поисках поддержки.

— Мама шутит, — успокоил Добров. — Мы просто гуляем. Сами по себе.

— А-а… — Тимоха окинул их немного удивленным взглядом, впрочем, задерживаться не стал. Побежал догонять своих, не слыша, как мать наказывает вслед: