Стрекоза второго шанса - Дмитрий Емец

Рука Долбушина скользнула в карман и сомкнулась на пустоте. В первую секунду он удивился пальцам, совершившим что-то помимо его воли, – и вдруг понял, что вновь ищет закладку, которая много лет назад грела его на Гоголевском бульваре, у памятника. Долбушин вытащил из кармана пустую руку. Миг, когда он сжал камень, он запомнил на всю жизнь. Закладка не сделала его счастливым. Если бы можно было переиграть это мгновение! Он не взял бы ее повторно, а отдал бы жене, превратил бы ее в глаза!

Внезапно Долбушин понял, что ему делать! Стрекоза! Получить ее любой ценой! Вырвать у Гая одну часть, а у шныров другую. Собрать вместе и перекроить историю своей жизни, начиная с момента, когда он слился с этой злополучной закладкой! Лишь бы получилось, и мести Гая можно не опасаться. Изменение всех прошлых событий изменит и сегодняшние! Только не помешает ли это рождению Ани? Хотя почему помешает? Разве что Аня по указке Гая не окажется в ШНыре. Ну и прекрасно! Человек, вылетевший из ШНыра, потом грызет себя всю жизнь. Чувствует, что где-то чего-то не сделал, не справился, не дотянул. Скалясь от боли, бьется в прутья саможаления и отскакивает назад. Терзает себя там, где другие весело покачиваются на волнах существования. Но как получить ту главную часть, что у Гая? Атаковать базу в Кубинке? Но Долбушин слишком хорошо представлял себе ее охрану, поскольку сам финансировал когда-то ее разработку. Камеры наблюдения и оповещения, датчики, блокирующие поля, пятое измерение – сочетание техномагии, голой магии и современных технологий. Шансов тут нет. Все, что он сможет, эту убить одного или двух берсерков у самого входа. И то, если очень повезет. Но вот захватить стрекозу и прорваться с ней к выходу – исключено. Разве только Гай или его секретарь сами вынесут ему закладку.

К Долбушину подошел дворник. Наклонился, взялся за край газеты.

– Ваш, что ли, пес? Забирать будете? А то мусор сейчас вывозить будут.

При одной мысли, что его могли принять за хозяина набитой гнилым поролоном собаки, главу финансового форта передернуло. Он демонстративно повернулся к дворнику спиной. Тот взял собаку за заднюю лапу и равнодушно забросил ее в бак.

При стрельбе нужно брать поправку на ветер. А еще важнее брать поправку на самого себя. Трус должен брать поправку на трусость, торопыга – на непродуманность решений, слишком влюбчивый человек – на предыдущие ошибки и так далее.

Йозеф Эметс

Они долго летели на маленькой высоте, прижимаясь к занесенной снегом лесной дороге. Гамов не расставался с арбалетом. Чтобы не допустить случайного выстрела, указательный палец он держал ниже спусковой скобы. Второй арбалет, почти скрывающийся в ладони, он дал Рине. Болт, которым тот был заряжен, казался чуть толще вязальной спицы.

– Если что – стреляй наверняка! Еще лучше – в упор! – посоветовал Гамов, вручая его.

– А если меня убьют раньше?

– Значит, повезло! Если промахнешься, тебя убьют чуть позже, зато убивать будут намного дольше, – спокойно ответил Гамов.

После этих его слов Рина уже не выпускала ребристой рукояти маленького арбалета. Дважды их спасала чуткость Аля, который, улавливая что-то в тучах, издавал едва слышный свистящий звук. Они снижались и пережидали в лесу, пока пролетит патруль берсерков. Казалось, Тилль выгнал в небо весь свой форт. Над одним только Копытово кружили две четверки.

– Это хорошо! – приближаясь к Рине, ободряюще крикнул Гамов.

Рина не увидела ничего хорошего.

– Ну как же! К рассвету они утомят гиел, и небо очистится. А сменных гиел у них не окажется, потому что всех лучших они отправили уже сейчас!

Гамов обогнул залитую луной площадь и уверенно направил Аля к водокачке, которая в Копытово причудливым образом объединялась с пожаркой. Построенная много десятилетий назад из красного кирпича, башня была заброшена. Окна, расположенные в верхней ее части, давно лишились стекол и были забиты фанерой. Аль, похоже, хорошо знал это место. Сложив крылья, он скользнул внутрь через выбитую дверь, находившуюся сразу над деревянным балкончиком. Гавр последовал за ним. Рина зацепила лбом болтавшийся канат и скатилась на пол. Было темно, лишь слабо голубела дверь, через которую они попали сюда.

– Не двигайся! А то рухнешь! Тут колодец метров десять! – услышала она голос Гамова.

Минуту спустя он зажег фонарь, направив его луч вниз, чтобы не заметили снаружи. Рина увидела раскладушку, красный пластиковый столик и ящик с консервами. Под ногами был дощатый пол, более-менее сохранившийся, но провалившийся у стены, где перегнила балка. Аль и Гавр сразу пролетели в основание башни и устроили возню. Рина слышала хлопки крыльев и гвалт разбуженных ворон, за которыми гиелы увлеченно гонялись в темноте.

– Не волнуйся! Снаружи не слышно, я проверял. – Гамов завесил дверь одеялом и, рассеяв луч фонаря, направил его вдоль пола, устроив более-менее сносное освещение.

– Слушай, – начала Рина, – я сто раз гуляла у этой водокачки и ни разу не думала…

– Откровенное признание! Сто раз гуляла и ни разу не думала! Думать иногда полезно! – Гамов завалился на раскладушку и положил арбалет себе на живот. – Тут я и скучаю во время дежурств! Или когда погода плохая. Берсерк дрыхнет – смена идет!

Рина никогда не слышала, чтобы Гамов называл себя берсерком. Это было впервые.

– А другие ваши… – осторожно начала она.

– Я никому не говорил, что устроил здесь логово. Скажешь: вечно будут ошиваться толпы бездельников. – Гамов говорил, и от его губ отрывался пар.

– И долго ты собираешься тут…

– До рассвета! Вот увидишь: скоро им надоест болтаться в небе. Очень холодная ночь.

Рина пошевелила окоченевшими пальцами.

– Это я уже поняла.

Ночь текла медленно. Они почти не разговаривали. Рина бродила по деревянному настилу, изредка принимаясь приседать, чтобы не замерзали ноги. Фонарь сел. Гамов несколько раз встряхивал батарею, однако помогало это мало. Гамов не ошибся. Примерно за час до рассвета курс на Кубинку взяла вначале одна четверка, а немного погодя и другая. Остался белый автомобиль, припаркованный у почты, в котором грелись два топорника из форта Тилля. Сквозь щели в забивавших окна досках Рина видела, как временами берсерки вылезают из машины, топают, расправляют затекшие спины и снова скрываются внутри.

– Я думала: будет страшнее. А так ничего, жить можно! – удивленно сказала она.

– Да уж. Всю жизнь прятаться по щелям! – кисло отозвался Гамов. – На всякий случай запомни эту водокачку. Если вдруг я буду тебе нужен, встречаемся здесь восьмого – в восемь, тринадцатого – в тринадцать, четырнадцатого – в четырнадцать, пятнадцатого – в пятнадцать! Схема несложная, но раскусить сложно.

– А двадцать четвертого в двенадцать ночи? – угадала Рина.

– Угум! Ты сама сообразила или кто-то подсказал?