Черная смерть - Мстислав Константинович Коган

по максимуму, чем потом жалеть об упущенных возможностях. С другой стороны она уже начинала немного напрягать. У меня плохо получалось сосредотачиваться на собственных мыслях, когда она была рядом. С одной стороны, потому как и она была мне совсем небезразлична. С другой стороны, из-за того, что девушка очень любила поговорить и плохо переносила молчание. Мда уж. У каждого свои недостатки.

— Прогуляемся немного, — неопределённо бросил я, — Мне надо проветрить голову и привести мысли в порядок.

— Опять сны?

— Да нет, — покачал головой я, — Просто в голове бардак с самого утра. Слишком много всего в последнее время произошло. А возможности просто посидеть и увязав одно с другим так и не представилось. Помолчим.

— Ты что, обиделся? Но на…

— Нет, — я покачал головой, — Просто исчерпал свой лимит слов на это утро.

Айлин смерила меня долгим изучающим взглядом. Немного помедлила, обдумывая как это понимать. Затем раздражённо фыркнула и отвернулась. Но не стала спорить и не отпустила руки. И на том, как говорится, спасибо.

Мы неторопливо двинулись в сторону главной площади. Огибая лужи, обрывки каких-то тряпок и кучки раскисшего мусора, половина из которых ещё вчера были содержимым ночных горшков. Впрочем, ливень ночью поработал на славу, так что теперь они уже ни запахом ни видом почти не портили улочку.

Я неторопливо шёл, наслаждаясь тишиной и молчанием. Нечасто выпадало такое удовольствие. По крайней мере в последнее время. Конечно, неплохо было бы подумать, как разрешить текущие проблемы. Но там уже накопился такой снежный ком, что проще послать его нахер и просто плыть дальше по течению. По крайней мере до тех пор, пока не выпадет шанс разрубить этот гордиев узел. Да и вообще. Как говорил один умный человек: проблемы нужно решать по мере их поступления. Эти ещё не поступили. Маячат где-то на очень далёком горизонте. Ну и пускай дальше там маячат.

Айлин же крутила головой, пытаясь рассмотреть местные достопримечательности. А рассматривать было что. В конце-концов столица была довольно богатым городом, и даже бедный её район в котором мы остановились мог похвастаться довольно чистенькими улочками и весьма опрятными домиками, стены которых украшали иногда резным камнем, а иногда и вовсе ставили небольшие статуэтки возле входа. Как правило это были небольшие мраморные фигурки одного из трёх божеств, призванные беречь дом и его хозяина, но изредка встречались и весьма экстравагантные личности предпочитавшие выставить на порог небольших каменных горгулий, иногда потешного, а иногда и весьма зловещего вида.

— Смотри, — девушка пихнула меня локтем в бок, указывая на заколоченную досками крест накрест дверь. Над ней была закреплена табличка с криво вырезанным черепом, под которым кто-то углём приписал: «Не входить. Мертвецы внутри», — Ещё один.

— Угу, — согласился я, лениво скользнув взглядом по табличке, — Похоже на то.

— Мне кажется, его вчера тут не было, — покачала головой Айлин, — Может, я, конечно, проглядела, но… — Она с сомнением покосилась на дверь, — Нет, наверное всё-таки не было.

— Зачистка города после чумы всё ещё продолжается, — пожал плечами я, — Может быть храмовники вскрыли новый могильник в этом доме. А может кто-то особенно хитрожопый решил драпануть из столицы от греха подальше, повесив на дверь такую табличку. Просто чтобы отпугнуть воров и защитить оставшееся добро. Обрати внимание, на ней нет ни эмблемы ордена, ни печати цеха лекарей.

— А разве она должна быть? — с сомнением покосилась на меня девушка.

— Иначе как ты поймешь, кто и зачем повесил табличку? — пожал плечам я, — Но случайных воров отпугнёт и такая. Мало кто захочет рискнуть и влезть в дом, по которому могут бродить вполне себе живые и очень голодные покойнички.

— Тоже верно, — согласилась Айлин. И мы снова замолчали.

На площади трёх божеств опять было людно. Народ толпился возле прилавков, кричал, спорил, торговался. Возле статуи монаха опять дымила и источала весьма недурственный аромат полевая кухня ордена. Бегала стайка детишек, гоняя обруч палкой. Ничто уже и не напоминало о той бойне, которая здесь произошла вчера. Тела давно убрали, а кровь смыл ливень, затапливавший улочки города всю ночь. Только трещины в брусчатке, которые несколько человек неторопливо закладывали новыми камнями, говорили, что всё произошедшее было не дурным сном.

— Сир… — из шумящей, гудящей и пёстрой толпы послышался чей-то крик, — Благородный сир, подождите немного.

— Кажется это тебе, — легонько пихнула меня локтем Айлин указывая свободной рукой на какого-то грузного мужчину, проталкивающегося к нам через столпотворение людей возле статуй. Одет он был в парчу и бархат, а на голове носил чёрный берет с пером аиста. Но никаких знаков цеха или гильдии на нём не наблюдалось, да и на дворянство он походил слабо.

— Ну давай подождём. Послушаем, что он нам хочет…

В толпе закричала женщина. Она звала своего сына, убежавшего со стайкой детишек и потерявшегося в толпе. Крик больно резанул по ушам. Кровь внезапно тяжелыми молотками ударила в виски. Я невольно зажмурился и тряхнул головой, пытаясь отогнать внезапно нахлынувшую слабость. А когда открыл их площадь была пуста.

На ней не было никого. Никого, кроме женщины, прижимающей к груди оторванную голову собственного ребёнка. Она кричала. Выкрикивала имя своего погибшего сына. А по камням рядом с ней струились ручейки крови. Они стекали в трещины разломов, перепахавшие брусчатку площади.

Я захотел моргнуть ещё раз. Моргнуть, чтобы отогнать этот проклятый морок. Не получилось. Вместо меня это сделала голова ребёнка, лежавшая на руках у его рыдающей матери. Моргнула и открыла рот, пытаясь ей что-то сказать. Но не смогла выдавить из себя ни звука. Лишь на оборванных лоскутах шеи начали пенится кровавые пузыри.

Я попробовал отвести взгляд. Что-то мешало. Что-то будто приковало его к той точке, не давая повернуть голову. В этот момент что-то с силой дёрнуло меня за руку. Что именно я не видел. Но голова дёрнулась вслед за туловищем и взгляд всё-таки сместился. Прямо на статую короля, вытянувшую вперёд руку с зажатым в ней мечом. Вокруг его запястья была обмотана толстая пеньковая верёвка, в которой болтался покойник. Я сразу его узнал. Это был тот самый паренёк из Риверграсса, что повесился на воротах деревни, после того как узнал, что его возлюбленная погибла в пожаре. Он и теперь висел. Только на этот раз его глаза были открыты. И смотрели они прямо на меня. Холодно. Пристально. Пронизывающе.

Внезапно покойник дёрнулся. Открыл рот. Набрал воздуха в грудь и крикнул женским голосом

— Ублюдки затраханные. Чтоб вы все подохли псы паршивые. Чтоб у тебя твоя девка холерой заболела, колдунище пога…

Он осёкся на полуслове. Обмяк, бессильно повиснув на своей верёвке. Кровь вновь ударила в виски, прострелив голову тяжелой, пронизывающей болью. Я дёрнулся. Дёрнулся изо всех сил, чтобы отвести взгляд в сторону. Получилось. Взгляд вновь переметнулся с висельника на женщину. Ту же самую, но в то же время совершенно другую. Она сидела посреди площади и выла. На коленях у неё лежала косматая голова какого-то кмета, на этот раз уже вместе с телом. Из развороченного живота кмета торчало древко копья.

— Убивцы. Пошто вы моего мужа загубили, изуверы! Пошто… — крик женщины захлебнулся во всхлипывающих рыданиях.

Что-то заставило меня пристальнее вглядеться в лицо мужика. По спине пробежал холодок. Я узнал его. Несмотря на бледную, иссохшуюся кожу, заострившиеся скулы и затянутые поволокой глаза. Это был Беррен. Капитан стражи из Медовища. Он пристально смотрел на меня, щеря желтые, наполовину сгнившие пеньки зубов в хищной улыбке. Несколько мгновений над площадью висела тишина. Затем он сказал скрипучим, сухим голосом.

— Ты обрёк их на ещё более жуткую смерть. В лесу им не выжить.

— Я выбрал меньшее зло. Наименьшее из всех возможных, — слова вырывались из глотки сами собой. Голос был тяжелым. Хриплым. Чужим.

Капитан прошил меня холодным, колючим взглядом затянутых поволокой глаз. Оскалился ещё сильнее. Показал наполовину сгнившие клыки. И хрипло прокашлял.

— Быть может. Но почему-то я в этом не уверен.

Женщина перестала выть. Посмотрела на меня. Я узнал её почти сразу же. Это была та девка из Медовища, которую две бабки бесуспешно всем сватали. Она сидела рядом с капитаном и смотрела прямо на меня. Молча. Её тело скрывала лишь