Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец

– Моя. Там, – коммерс № 1 дрожащим пальцем показал на потолок, прочертив невидимую линию от лампочки к шторам.

Эдя с Аней загрустили.

– Умерла? – спросила девушка.

Коммерсант раза три заставил себя переспросить, а потом разобрался и внезапно обиделся.

– Нет. В самолете. В Лондон летит, – сказал он.

Еще через полчаса он каким-то чудом ухитрился вызвать такси, в которое заодно погрузили его спящего друга, и уехал.

– Хорошие ребята, но слабенькие! Все-таки для здоровья полезнее руководить лопатой, чем компьютером и телефоном! – сказал Эдя, запыхавшийся после заталкивания в машину не стоящих на ногах коммерсов. Теперь Хаврон постоянно сосал трубку, хотя в настоящий момент она была без табака.

Папа Игорь был крайне доволен, что его приятели уехали. Он наконец смог снять с себя пиджак и, уронив край галстука в салат, пустился в философию. Прошедший год не слишком избаловал его событиями. Буслаев-старший не работал, ровным счетом ничего не делал и ставил это себе в заслугу, утверждая, что из принципа не собирается вкалывать на общество воров и негодяев. В настоящее время он, поджав ножки, сидел на шее у жены, не забывая обращать ее внимание на то, что у нее начальники тоже сплошь воры, а раз так, могли бы платить и побольше. Отстегивать, так сказать, с уворованного.

Зозо за лето немного изменилась. Приобрела страсть к руководству, но в какой-то беспомощной и грустной форме. Падающим соседским детям она говорила: «Не падайте!», летящим голубям: «Не летайте тут!», а собакам: «Не лайте!» И ужасно огорчалась, что ее никто не слушает.

Кроме того, Зозо окончательно стала офисной пленницей. Ее вконец истерзал новый начальник Тюхин. Нет ничего более нелепого, чем мужчина в женском коллективе. Как мужчину его не воспринимают. У него есть только два выхода: либо обабиться и, попискивая от счастья, с интересом разглядывать всякие кремы. Или окончательно озвереть, мутировать, выбиться в начальство и стать таким, как Тюхин…

Этот был с размытыми границами пола. Не суккуб. Вроде нормальный, о чем говорило наличие жены и взрослой дочери, но абсолютно «тетьский» по образу мыслей: памятливый, обидчивый, зоркий на мелочи, любящий сплетни и лезущий в душу. Таких хорошо ставить начальниками. Порой Зозо задумывалась, что ничего удивительного тут нет. Мужчина первый всегда и во всем. В конце концов, они лучшие женские модельеры и парикмахеры. Поэтому, если мужчина вздумает стать базарной бабкой, он будет самой лучшей базарной бабкой на всем рынке. Вне конкуренции.

В обеденный перерыв Тюхин бродил по отделу и общался с коллективом.

– Не хочу я вашей каши, Алла Геральдовна! Как можно засовывать ее в пластиковый контейнер? Она же там задыхается, а вы ее потом кладете в рот! А этим ртом, между прочим, разговариваете с клиентами и поставщиками!

Толстая Алла Геральдовна задумывалась и надолго переставала жевать. Тюхин отходил шагов на пять и обращался к молоденькой Олечке.

– А вы тут что ноги выставили? Для кого? Алле Геральдовне они не нужны, мне – тем более! Меня волнует только отчет за август!.. А вы, Зоя, что? Скучаете по мужу, солнечная моя? Очень умилительно! А можно к вам немножко попридираться? Почему у вас на рабочем столе нерабочая книга?

Все это очень печалило и изматывало ее – под глазами залегли морщины.

Папа Игорь обычно не курил. Но когда выпивал, начинал. Вот и сейчас, тщетно поискав сигареты, он вытребовал у Эди трубочный табак и принялся крутить из газеты самокрутку.

– Ничего не получится! Трубочный плохо загорается! – авторитетно заявил тот.

Он ужасно гордился своей трубкой ручной работы и уверял, что правильно заправить и раскурить ее сложнее, чем научиться водить машину. Впрочем, он и сам был заинтригован. Минут двадцать Эдя, Мефодий и папа Игорь мудрили с самокруткой, пытаясь зажечь ее в кухне от конфорки. Газета прогорала моментально, а табак высыпался и сгорал уже на конфорке. Тогда они стали делать самокрутку из картона и провоняли все паленой бумагой. Наконец очень довольные процессом два Буслаевых и один Хаврон вернулись в комнату и рухнули на диван.

Есть отец Игорь больше не хотел, пить тоже, и он захотел внуков.

– Я, сын мой, уже не молод! Не хочу умереть, не прижав к себе что-нибудь такое мелкое и вопящее, похожее на меня! – сказал папа Игорь, стряхивая с живота табачные крошки.

– Купи себе морскую свинку, – посоветовал Эдя. На его взгляд, она как раз соответствовала заданным параметрам.

– Ей не дашь своей фамилии! – нравоучительно сказал Игорь. – Нет уж, по мне, если девушка тебе нравится, сразу забирай у нее паспорт и женись. И не слушай бредовый текст, который она при этом выдает. Пусть следующие двадцать лет разбирается, любит она тебя или нет. Загублена у нее жизнь или нет. Авось к внукам разберется. Женщины обожают ковыряться в себе.

– Это что-то новенькое, – сказал Меф.

– Ничуть. Очень многие не знают, чего хотят. За таких людей надо хотеть самому, – заявил папа Игорь и тотчас выдал фразу, которая ударила Мефа, точно упавший борт грузовика.

– Ты помирился с Дашей?

Меф сорвался с дивана.

– Я же говорил тебе! ДАША БОЛЬШЕ НЕ ВЕРНЕТСЯ!

Тот поймал сына за вырывающуюся руку.

– Чушь! Роковые страдания – отмазка для неудачников! Лузер хочет страдать и выдумывает себе трагедии на пустом месте. Отними у него все мучения, он вспомнит, что в детстве у него умер хомячок, и будет заморачиваться из-за этого. «О, мой хомячок! О, его придавили дверью!» Если тебе нужна Даша, просто скажи: «Она мне нужна!» Потом пойди и возьми!

– Она ушла! – терпеливо сказал Меф. – Ты понимаешь это слово? Уш-ла!

– Быть того не может! Уходит только чужая! Своя женщина всегда возвращается! Просто скажи: «Я хочу, чтобы она вернулась! Она мне нужна!» Ну, говори!

– Я хочу, чтобы она вернулась! Доволен? – угрюмо повторил Меф, только чтобы папаша отстал.

– Нет. Громче!

– Я хочу, чтобы она вернулась! – выкрикнул Меф.

В коридоре коротко звякнул звонок.

– Ты еще кого-то ждешь? – удивился Эдя.

Буслаев-старший замотал головой.

– Пойду шугану! – сказал Хаврон. – Это небось Гришка Мартов с третьего этажа. Как развелся, дома вообще не обедает. Подарков на рубль принесет, а сожрет на десять.

Он встал и вышел в коридор. Слышно было, как открывается замок, послышался голос. Потом Хаврон вновь появился в дверях. Он стоял, оперевшись о стену, и задумчиво почесывал щеку, затерявшуюся где-то в недрах бороды.

– Там это… Даша пришла! Сказать, чтобы проходила, или чо?

– Какая Даша? – заторможенно спросил Меф.

– Даша, – повторил Хаврон, и по тому, как он это сказал, как пожал плечами, как запутался указательным пальцем в бороде, Буслаев понял, что тот не шутит, и Даша – это не какая-нибудь тетя Даша с восьмого этажа, а именно ДАША.