Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец

– Чего надо?

– Ты чего, дрых? – спросила Улита.

Тот зевнул, причем так, что пришлось давать себе снизу в челюсть, чтобы рот закрылся.

– Работать лучше ночью, чтобы сваливать с работы, когда начальство на нее приходит… Чего надо?

Анну Беспалову Чимоданов не помнил.

– Но! Много тут народу меняется. Небось до меня еще ушла!

– И что теперь делать? Никак узнать нельзя?

– Почему никак? Обратитесь к Митревне! Она в гардеробе работает со дня открытия. Местная достопримечательность.

Ею оказалась маленькая, быстрая старушка, чем-то напомнившая Ирке Мамзелькину. Разговаривая с ними, она ухитрялась десятками раздавать куртки и сумки.

– Это Анька, что ли?.. Аньку хорошо знала, беленькая такая, симпатичная… На кассе сидела, но чегой-то там насчитала, и мне ее в помощницы дали. Такая же вот ногастая! – Митревна неодобрительно дернула головой в Иркину сторону. Та торопливо одернула юбку, натягивая ее на колени.

Старушка метнулась к ящикам, отдавая кому-то пакет.

– Мужики к ней вечно клеились! А потом ушла! Ресторан, что ли, какой ночной? Не поняла, я куда.

– Она москвичка? – спросила Ирка.

– Не, из Крыма она, из Коктебеля! Загорелая такая вся была. Нос вечно облезал, хотя у нас и солнца-то нет. Сегодня одного полюбит, через месяц другой уже кто-то толчется… «Ты чо, девка, делаешь?» – «Я, говорит, разобралась: это ненастоящее было!» А там, глядишь, уже и третий кто-то розочки таскает, а эти двое, ненастоящие которые, его у входа подстерегают.

Потолкавшись у гардероба, Ирка с Багровым собрались уходить, когда гардеробщица окликнула их.

– Эй! Которые тут Анькины? Погодите! Она как уволилась, письмо ей пришло! Нате вон, найдете – передайте! – Митревна пошарила между двух полок и достала длинный конверт. Трехкопейная дева не решилась взять его, а Матвей взял. Обратный адрес был: «Украина, АР Крым, Коктебель». И название улицы с домом.

* * *

Пять минут спустя они были уже в Коктебеле. Не зная города и боясь намудрить с телепортацией, Ирка с Багровым, взявшись за руки, представили себе море у берега. Выгребали почти полчаса, потому что ветер оказался встречным, море штормящим, и их постоянно относило. Они плыли, а навстречу им неслись сорванные зонты и надувные матрасы, которые никто даже не пытался ловить.

Багров первым выполз животом на гальку и выволок за собой Ирку. За ними сочувственно наблюдала компания цветастых штанов, которые, сидя у костра, поочередно курили трубку мира. Подбежавший спасатель потребовал компенсацию в сто гривен. Он якобы опрокинул кофе на шорты, когда увидел с вышки, что они в море на участке его пляжа. Матвей мрачно посмотрел на него, и спасатель удалился сушить шорты безо всякой компенсации.

Ирка закашлялась.

– Это была твоя идея! Пятьдесят метров, пятьдесят метров! – сердито передразнила она. – Я же говорила: надо найти в сети видовые фотографии и телепортировать куда-нибудь в горы!

– Мне казалось: вода – она всегда вода! Никто не знал, что будет шторм, – оправдываясь, сказал Багров.

Он перевернулся на спину и, вытащив аккумулятор из мобильника, выливал оттуда воду. Ирка тоже полезла за телефоном, но обнаружила, что его нет. Он отправился к русалкам на дно Коктебельской бухты. К русалкам же отправились и ее туфли. У Матвея же уцелела только правая кроссовка, левую смыло.

Зато щенок не пострадал – лишь основательно вымок и лишился контейнера. Теперь он отряхивался на берегу так неуклюже, как могут отряхиваться только перекормленные котлеты.

– Слушай! А чего мы его над водой держали? Он бы не утонул. Он же неубиваемый! – сказал Матвей.

Ирка молча отвернулась. Она очень злилась. И, как всегда бывает в такие минуты, из щелей сознания лезла вся та грязь, которую мы якобы когда-то простили, а на самом деле тщательно приберегли. Ей вспомнилось, что Хаара, которая терпеть не могла Багрова, однажды сказала ей:

– Ты сама не понимаешь, с кем связалась! Ярый индивидуалист, вечная оппозиция! Ему все равно против чего, лишь бы против. Если все станут вредить окружающей среде, он будет с риском для жизни портить машины и сажать цветочки. Если все станут «зелеными», он будет ночами топтать клумбы и сливать моторное масло под деревья.

Как мелкие рыбы щиплют в воде ноги, Ирку защипали и другие мысли, заставляющие ее сомневаться в любимом. Она сразу их отогнала. Если веришь – верить надо всецело. Половинчатая вера пуста.

Они шли по набережной, по узкому тоннелю, образованному стенками кафе, оградой дельфинария и многочисленными киосками, продававшими от всего подряд до чего попало. Мамы шлепали распоясавшихся детей, вцеплявшихся зубами в игрушки, которые хитрые торговцы вывешивали у самой земли, на уровне детского роста. Начинающий квартирный агент с телефоном на шее, похожим на коровий колокольчик, вертелся на месте и улыбался сам себе, тренируясь в доброжелательности.

У Багрова нашлись в кармане размокшие деньги, полученные вчера от Пьера Безухова. После некоторого ворчания им все же поменяли их в обменнике. Они засели в кафе, заказали шашлык и лагман. Сердобольная официантка раздобыла где-то два одеяла и унесла сушить одежду.

Ирка согрелась, оттаяла сердцем и снова смотрела на Багрова легко и весело.

К ним подсел какой-то местный деятель, грустный, сухой и носатый, с белым шелковым шарфом на шее. Представившись поэтом, он прочитал им стихотворение Блока и попросил заказать ему пива. Матвей из любопытства заказал. Поэт его выдул и, не спрашивая у благодетеля разрешения, потребовал у официантки водки, в награду рассказав два стихотворения Лермонтова.

– Это у вас из последнего? – спросил Багров, отменяя его заказ.

Поэт благородно оскорбился, но не ушел, а остался торчать и мешаться. В следующие десять минут он поочередно перебрал несколько популярных игр: «а не курнуть ли нам травки? Могу показать где», «пожалейте меня!», «давайте вместе поругаем правительство» и «мерзкая погода». Ни одна отклика не встретила, и, разочарованный, он удалился. Резиновые шлепки щелкали по пяткам. Шелковый шарф цеплял столики.

– Как-то ты злобненько к нему отнесся. Можно подумать, что это был Мефодий, – сказала Ирка.

– А ты его догони! Думаю, он тебя простит! – предложил Багров.

– Все равно как-то плохо ты его, – сказала Ирка мнущимся голосом.

Она вечно наступала на одни грабли. Отказывать надо доброжелательно, просто и уверенно. Любой неуверенный отказ обижает человека. Это все равно, что долго отламывать ногу вместо того, чтобы сразу ее отрубить. Ирка же не умела отказывать уверенно – начинала что-то бормотать, путаться, бояться обидеть. Завязывались мучительные, глупые, непонятные отношения, которые все равно заканчивались каким-нибудь уродством. Именно поэтому в их паре отказывал всегда Багров. И делал это легко, но, пожалуй, не всегда доброжелательно.