Диана. Жизнь, любовь, судьба - Сара Брэдфорд

В другом варианте Диана велела Камилле «оставить моего мужа в покое». Кен Уорф сопровождал Чарльза и Диану в Кенсингтонский дворец. По его словам, атмосфера была «холодной и напряженной». Диана снова и снова повторяла: «Как ты мог так со мной поступить? Это унизительно! Как ты мог?»[275] Принц молчал – ни извинений, ни объяснений. Диана всю ночь проплакала. Ей казалось, что брак рухнул. Но это не помешало ей продолжить попытки вернуть мужа. В следующем году она не раз «полушутливо, полусерьезно» говорила друзьям, что планирует вернуть мужа, и в первую очередь – в свою постель. «Она хотела иметь еще одного ребенка, она очень хотела ребенка… и продолжала любить Чарльза»[276].

Каковы бы ни были чувства и мысли Дианы, свои официальные обязанности она выполняла безукоризненно. Она была фанатично пунктуальна. «Она великолепно справлялась с домашней работой, – вспоминал Патрик Джефсон. – Точно представляла все пункты программы еще до выхода из дворца… В официальной обстановке ее ничто не отвлекало. Она гордилась своим положением и уважала людей, которые ценили ее. Вот почему огромные толпы были готовы в любую погоду ждать, чтобы увидеть ее хоть одним глазком»[277].

Когда лопасти вертолетного винта начинали замедляться, она отстегивала ремень безопасности и подходила к двери, ожидая, когда ее откроют. Она напоминала спортсмена, приготовившегося к старту. Иногда в перерывах между мероприятиями Диана снимала напряжение сладостями – могла съесть целый шоколадный батончик с изюмом и орехами. Порой она разряжала торжественную атмосферу официального мероприятия шутками и смехом. «Чаще всего она шутила на темы секса, – вспоминал Джефсон. – Ей было чуждо смущение, и она не думала, что может смутить других людей. Публично она никогда не переходила грань хорошего вкуса, но, почувствовав себя в безопасности, Диана могла шутить весьма рискованно… Желание шокировать перевешивало то удовольствие, какое она могла получить от шутки». Иногда она называла своих родственников по мужу собственными прозвищами – принц Чарльз был у нее «чудо-мальчиком» или «большой белой надеждой», принц Филипп – «Ставросом», а свекор со свекровью «немцами»[278].

До более близкого знакомства с Дианой Джефсон считал ее «поверхностной и недалекой девушкой», но перед ним предстала изысканная и уверенная в себе женщина, осознающая свой статус знаменитости: «Каждый ее жест, каждый взгляд и каждое слово, по крайней мере на публике, были тщательно продуманы. Иногда это занимало всего долю секунды, что лишний раз доказывает, насколько быстро она мыслила и как хорошо чувствовала толпу… За красивой внешностью и дорогой одеждой скрывалась отнюдь не карикатурная глупышка, какой ее часто представляли критики. С самого первого дня я понял, что Диана обладает мощной, почти гипнотической харизмой». Она умела произвести нужное впечатление всего несколькими словами. Ее непосредственность разрушила миф о британских социальных амбициях. Она инстинктивно выступала против помпезности.

Оказываясь среди наркоманов, пациентов психиатрических больниц или женщин, пострадавших от насилия в семье, она выслушивала выступление специалиста, а потом в точно рассчитанный момент наклонялась к слушателям и громко шептала: «Он всегда такой?» Диана мгновенно устанавливала контакт с людьми, и все начинали смеяться. Этот прием создавал у слушателей ощущение близости – важнейший компонент симпатии. В самых остроумных замечаниях Дианы всегда присутствовали симпатия, понимание и озабоченность. «Может, она и не была интеллектуалкой, но она всегда была искренним и глубоким человеком»[279].

Джефсон сопровождал Диану на сотнях мероприятий. Он, как никто другой, понимал, что «сочувствие принцессы всегда было очень искренним»: «Я видел ее у постели умирающего ребенка. Она держала девочку за холодную руку, утешала несчастных родителей. Она разделяла их горе. Она не была спокойной, как посторонний человек, или отстраненной, как психолог… Ее окутывала атмосфера невероятного покоя. Рыдающая мать и страдающий отец понимали, что могут поделиться с ней своей скорбью – и это будет правильно…»[280]

Диана, по словам Джефсона, действительно глубоко сочувствовала тем, с кем общалась. Эта способность – результат поразительного эмоционального роста и развития. «Проявляемое ею сочувствие не было неким внутренним качеством. Скорее, это было отражением потребности во внимании. Когда мы привозили Диану в ее безлюдный дворец, я ощущал, насколько она обессилена, опустошена… Отсутствие внимания к ней самым пагубным образом сказывалось на ее самооценке. Я понял, что такое положение причиняет ей невыносимую боль, – добавляет Джефсон. – Даже со стороны было видно, что высокая оценка положительных качеств, которыми она обладала, не удовлетворяла жажды признания, которая постоянно жила в душе принцессы Уэльской»[281].

Причина низкой самооценки Дианы кроется еще в родительском разводе. Мать покинула ее, и это оставило неизгладимый след в ее психике. У души яркой, блестящей, остроумной, доброй девушки была и темная сторона. Низкая самооценка вела к булимии, перепадам настроения, сложностям в близких отношениях. Диана с трудом верила, что люди ее любят такой, какая она есть. Часто она ложно истолковывала человеческие мотивы и совершенно незаслуженно вычеркивала людей из своей жизни. У Дианы были периоды страшной депрессии, резкие перепады настроения; булимию она лечила прозаком.

«Когда ей было плохо, она ела, ела, ела, начиналась рвота, потом настроение ее резко улучшалось – она хохотала, как безумная», – рассказывала близкая подруга[282]. Друзья семьи, которые привыкли к подобному поведению старшей сестры Дианы, Сары, считали, что ей нужно обратиться к врачу, которому она могла бы доверять. Побеседовав с Дианой, психиатр пришел к однозначному выводу: с Дианой все в порядке, избавить ее от страданий может лишь любовь принца Уэльского. Она по-прежнему была страстно влюблена в Чарльза и мечтала о его уважении и признании, но именно этого он ей дать не мог. Чарльз постоянно отвергал Диану, унижал ее при любом удобном случае, и это приводило ее в отчаяние.

«Из-за мужа я чувствую себя абсолютно неадекватной. Каждый раз, когда я выныриваю, чтобы глотнуть свежего воздуха, он снова топит меня…»[283] «Она не была безумной, она была несчастной», – говорила подруга Дианы[284]. Роза Монктон называла Диану «раненым зверем». Темная сторона уязвленной души вела ее к саморазрушению, паранойе и удивительной жестокости. Хрупкая психика Дианы расщеплялась, делилась – в ней жило сразу два человека – добрый и жестокий.