Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 2: Правый берег - Борис Носик

Но вернемся к хозяйке салона на рю Лаффит королеве Гортензии. Несмотря на отказ императора Наполеона разрешить брату Луи и его супруге Гортензии развод (Наполеон и сам в ту пору затеял развод с Жозефиной, а второй в семье развод, как он намекнул, ему будет некстати), супруги жили раздельно. Новая попытка Гортензии вернуться в мрачный амстердамский дворец мужа, где она целыми днями читала черные романы Анны Рэдклиф, не увенчалась успехом. Вот она и возвращается на улицу Лаффит, которая носит еще в ту пору имя Серути, держит салон и крутит роман с молодым графом Флао, а на Пасху 1814 года в Париж входят союзные армии, ведомые красавцем императором Александром I. С трудом дотянув до окончания поста, русский император, движимый любопытством и пасхальным всепрощающим настроем, едет в Мальмезон к бывшей императрице Жозефине. Там-то он и знакомится с Гортензией. Это был бурный весенний роман (как уже было сказано, случайно стоивший жизни бывшей императрице). В те-то славные времена улица Серути (будущая рю Лаффит) и видела победоносного русского императора. Преодолев сопротивление упрямого Людовика XVIII, русский император истребовал для Гортензии герцогский титул и замок Сен-Лё… Ну а потом Александр уехал, проведя, впрочем, перед отъездом две ночи в замке Гортензии, после чего Наполеон бежал с Эльбы и при криках парижского ликования (не менее пылких, чем при недавнем вступлении в Париж Александра) вернулся в столицу. Гортензия приехала с ним повидаться и даже вышла с ним на балкон перед толпой. Она написала потом длинное оправдательное письмо Александру, где пыталась отвести обвинения в сговоре с Наполеоном, но русский император, вероятно, даже не стал читать это письмо, а русский посол лишь осведомился у нового короля, «какие меры приняты против семьи Бонапарта». Для прекрасной королевы с улицы Серути (некогда голландской королевы), попавшей в жернова интриг и политики, наступили годы изгнания…

Ну а на улицу Серути пришли новые времена. Самым видным обитателем этого квартала до Великой революции был богатый откупщик Лаборд. В славном 1794-м ему, как человеку состоятельному, отрубили голову во имя свободы, равенства и братства, а нынешнюю улицу Лаффит и нынешний бульвар Итальянцев в самый разгар революции переименовали в улицу и бульвар Серути, ибо умер в то время такой депутат ассамблеи, член первой Парижской коммуны (продлившейся шесть лет, с 1789-го по 1795-й, и тоже наломавшей немало дров) Антуан Серути. Конечно, сам гражданин Серути, проживи он чуть дольше, тоже не избежал бы гильотины, но он благополучно скончался в 1792-м, и посмертно его осыпали почестями. До революции он служил священником, но был низложен, издавал «Деревенский листок» и занимался политикой. После революции он был так прочно забыт, что никто не возражал против переименования улицы Серути в улицу Лаффит и возвращения бульвару Итальянцев его исконного названия. Серути же, имени которого не найдешь ныне ни в одном французском справочнике, обитал во дворце, который числился под № 1 и 3. Полвека спустя в одной из комнат дома № 1 жил Александр Дюма-отец. Этот буйный денди небрежно сообщал знакомым шикарный адрес: «Золоченый дом. Дюма». На самом деле это в доме напротив размещался знаменитый ресторан «Золоченый дом», а Дюма устроился на четвертом этаже дома № 1, что был напротив ресторана, и открыл в тесном помещении редакцию своей новой газеты – «Мушкетер». Мысль о новом предприятии возникла у Дюма вследствие бешеного успеха написанного им в соавторстве со скромным учителем Маке (скорей всего, Дюма лишь слегка подправил текст старательного «негра» Маке) романа «Три мушкетера». Цель начинания была самая благородная и вполне понятная – заработать как можно больше денег. Как и его менее удачливый собрат Бальзак, Дюма всегда мечтал о «золоченом доме» или о замке (отсюда и пошлый ресторанный адрес), и в конце концов он построил замок, названный «Монте Кристо», когда новый роман пролил на него золотой дождь… Пока же, сидя за дубовым столом у себя в тесной редакции, он размашисто строчил «Мемуары», а для деловых разговоров у него всегда ресторан был напротив…

Когда все забыли о Серути, переименование улицы стало почти неизбежным, однако, к сожалению, она была переименована не в честь Дюма, а в честь взбудоражившего покой улицы политика, банкира и сочинителя месье Жака Лаффита. Это был человек неукротимой дерзости и энергии. Он купил здесь дом и участок у откупщика Лаборда и обставил его с подобающей роскошью, но начинал он не с этого. В начале Великой французской революции 32-летний Жак Лаффит был все еще скромным служащим в банке Перего, а до того и вовсе корпел в качестве писца в конторе нотариуса. Однако к 1804 году Лаффит уже встал во главе банка Перего, а еще через пять лет сделался регентом Банка Франции, президентом которого его назначило временное французское правительство в 1814-м. Во время наполеоновских ста дней он являлся членом палаты представителей, а в 1816-м и в 1827-м заседал в парламенте как депутат от либералов и был, надо сказать, не из последних деятелей в этом шумном гнезде политиков.

С 1830 года Лаффит давал деньги на газету «Ле Насьональ», основанную им вместе с Тьером. Газета была в эпоху Реставрации органом конституционной либеральной оппозиции и среди прочего выступала за восстановление на троне Орлеанской ветви монархии. В том же 1830 году во Франции, как известно, разразилась очередная революция, и при описании ее событий во французских курсах истории имя Жака Лаффита соседствует с именем самого Лафайета. Либералы создали Временную муниципальную комиссию, в которой и верховодили банкиры вроде Лаффита и Казимира Перье. Именно в эти дни особняк на нынешней рю Лаффит стал центром этих знакомых всякому французу событий (дотошно изучаемых в их кратком курсе революций). Романтическое описание лаффитовского особняка тех революционных времен неизменно приводится в солидных книгах по истории. Вот оно:

«Отель Лаффит стал местом сборища патриотов, местом, откуда исходили указания и куда поступали все новости о том, что происходит в разных частях Парижа, известия и смутные, и противоречивые. Особняк являл собой невиданное зрелище – по роскошным апартаментам, набитым дорогой мебелью и драгоценностями, стоящими миллионы, бродила толпа каких-то незнакомых людей, рабочих, солдат; богатые и бедные равно толпились тут денно и нощно в эти смутные дни распада общества, здесь были люди без гроша в кармане, и притом ни одна чайная ложечка, которая могла бы стать для них состоянием, не пропала… Народ, истинный народ, тот, который на баррикадах, так себя не ведет…»

Король Луи-Филипп, усевшись на троне, дает Жаку Лаффиту сперва пост министра без портфеля, а потом министра финансов и президента Совета. Французские историки считают, что внутренняя политика Лаффита была отмечена избытком демагогии, а внешняя – избытком авантюризма. Он был истинным либералом и всегда ратовал за свободу в чужих странах – скажем, в Италии или в Польше. В 1831 году он подал в отставку, а в последующие годы и финансовые его дела пришли в упадок. Деньги таяли, как редкий парижский снег, и так же быстро росли долги. Разорившись, он был вынужден покинуть свой особняк. Вся Франция собирала ему деньги по подписке, чтобы он смог раздать долги и кончить свой век в особняке на нынешней улице Лаффит, с которой связаны были самые бурные дни его жизни. Здесь он и отдал Богу душу в 1844 году, на 78-м году своей бурной жизни.