Экспансия - Александр Авраменко

– Марку скажите, что завтра в путь отправимся. Как раз купец, что меня привёз, отходит. Со знакомым и возвращаться приятнее.

– Передам. Да и Гудрид легче будет, хотя прикипела за зиму к мальчишке. Он ей – что родной.

– Так пусть родным и будет. Обещаю, что, как отдых от учёбы воинской случится, – станет ездить к ней на побывку, коли не против та.

– Конечно, не против! Будь уверен.

…Натоптанная тропинка вилась среди бронзовых сосен, поднимаясь и опускаясь по склонам, пересекая ручьи и мелкие речушки. Хорошее место себе норги выбрали для житья! Наверняка свои края родные им эти горы напоминают… Пахнуло дымом. Хорошим таким. Мирным. Смолистый горьковатый запах сосновых поленьев, горящих в очаге. Выехал на поляну, где торчала из земли крыша. Ничем на дом славов и тех норгов, что в городе живут, не похожая. Тёсаные толстые доски, торчащие из дёрна. Внутрь ступеньки земляные ведут, досками подпёртые. Видать, в таких они у себя жили. Большущая поленница дров аккуратно сложена под навесом. Но… Мужчины здесь явно нет. Постоянного. Наверное, из града просители приходят, вот и отрабатывают. Столбы, промеж них верёвки натянуты, на которых… пелёнки сушатся… Сарай на сваях под продукты. Ещё один, где вялится баранина на ветру.

Спрыгнул с коня, что дал ему Свен, привязал к дереву. Спустился по ступенькам, постучал в двери. Не ответили ему. Снова постучал – молчат. Может, нет никого? Посмотреть? Толкнул сбитое из толстых плах полотнище – оно скрипнуло. Да открылось, показав сени. Дальше не стал заходить. Поднялся вновь на поляну, присел на лежащее рядом с крышей бревно. Внизу озеро блестит. Кажется ему или нет? Поднимается кто-то от него вроде бы… Она или не она? Через некоторое время рассмотрел крест-накрест повязанный платок через грудь и головку младенца. В руках девы – лохань с бельём. Постирушки ходила устраивать знахарка. Та поближе подошла, увидела коня, но, верно, узнала животину. Как-никак самого Свена жеребец, щедр старшина к гостю… Значит, хоть и чужой сидит, но явно из знакомцев.

Подошла, прищурилась чуток – Дар-то против солнышка сидел, – рукой от солнца прикрылась и ахнула – метнулся парень ей навстречу, лохань тяжёлую из рук выхватил да на землю поставил. Потом поклонился, выпрямился:

– Сказали мне в Нордлинге, что ты знающая.

Та нахмурилась:

– Свен как был треплом, так и остался им… Чего ты хочешь, слав?

– Узнать бы мне об одном человеке…

– О девице красной, поклоняющейся Распятому, что тебя по всей державе ищет?

– Мать…

Вот уж сильна… Никому, кроме брата и жены его, даже не заикался о свадьбе фальшивой. А Льот сразу… Между тем она продолжила:

– Если об отце сироты, что ты привёз, – жив он. Со здоровьем, правда, не очень. Но точно жив. И… думаю, увидишься вновь с ним…

Ого! Точно сильна…

– А о девице, что утешила тебя в прошлом году…

– О ней не надо…

Словно тень пробежала по лицу Льот, но тут же исчезла. Ничем не выдала себя знахарка. Зато парень убедился, что она это…

– Не хочешь – не надо. Было бы спрошено.

Отвернулась, сняла с себя платок, в котором малыш лежал, шагнула мимо парня к дверям…

– Ты за вещами?

Как споткнулась… Обернулась резко, вновь глаза прищурила, спросила зло:

– Чего мелешь?!

– Собирайся. Корабль в Славград завтра отходит. Можешь всё бросить – новое куплю. Что пожелаешь.

– Ты с ума сошёл, слав?! О девчонке, с которой плоть тешил, даже знать не хочешь, а меня невесть зачем увозить собрался?

Улыбнулся парень ласково:

– Не надоело тебе? Не спрашивал об утешительнице своей тогдашней, что знаю всё о ней.

– И что же ты знаешь?

Не успел ответить ей – захныкал младенец, зашевелился в платке, видно, разбудили его громкие голоса. Глаза открыл, и были они карими, как у всех Соколовых. А у самой Льот глазищи на пол-лица серые.

– Отвернись! – буркнула, доставая грудь полную из рубахи, чтобы малого накормить.

Дар послушался, а знахарка на ступеньку села, прямо здесь малышу сосок в рот сунула…

– Странный ты. Приехал, мальчишку привёз. Оставить захотел. Я, грешным делом, подумала, что твой незаконнорожденный. Да только мальца я прочитать смогла, а тебя – словно глухая стена. Всех вокруг себя вижу, кроме тебя. Ну зачем тебе я? Да ещё с приданым? Скажи?

– Потому что хочу, чтобы сын мой рос с отцом. И с матерью. Насмотрелся я… – процедил в сторону последние слова.

Но знахарка рассмеялась вдруг:

– Так ты думаешь, что та ночная утешительница – я была?

– Кому другому поверил бы. А тебе так скажу. Не обманешь меня. Собирай свои вещи, то, что тебе дорого. Уезжаем мы завтра.

– Тогда и ищи свою усладу!

Дар злиться начал. Шагнул к ней, навис тучей:

– Сказано тебе собираться?! Так слушай мужчину, женщина! Или мне тебя силой волочь? Я и такое смогу!

– Да как ты… – Едва не подпрыгнула, но тут мальчишка от груди отвалился, причмокнул, потом хрюкнул, срыгивая воздух, снова задремал.

Поднялась молодая мать, вошла в дом, уложила осторожно сына в колыбель резную, поправила одеялко лоскутное поверх пелёнки. Потом развернулась, а Дар уже за ней стоит. Словно призрак прокрался следом, бесшумно. Отшатнулась норвежка от неожиданности, да тут сгребли её в охапку и в губы поцелуем злым впились… Только быстро то касание губ стало добрым и ласковым. Наконец, как задохнулись оба, отпустил деву воин, качнуло её, да парень успел подхватить, усадить на кровать, что рядом с колыбелью стояла. А там… Хвала Троице – спит сын крепким сном, иначе отец с матерью своей любовью его точно разбудили бы. Изголодались оба друг по дружке несказанно.

– Как понял, что то я была?

Коснулся полной груди, бережно, чтобы не потревожить, разгладил нахмурившийся лобик. Потом всё же пояснил:

– Сердцем понял. А когда сын глаза открыл – уверился окончательно. Лишь у нас в роду такие есть. От прапра-прабабки меднокожей достались.

Льот порывисто приподнялась на локте:

– Зачем мы тебе? Живи своей жизнью, будешь нас навещать, когда тебе вздумается…

– Не майся ты. Сказано – собирай вещи. Значит, собирай. Не позволю я, чтобы мой сын при живом отце сиротой рос, ясно?

– Но… куда? Свен говорил, что ты из Славграда?

– Верно говорил. Там я службу несу. В Приказе тайном.

Шевельнулась дева, прижалась крепче к супругу своему:

– В тайном? Потому я тебя и счесть не смогла? Там сильные знающие…

Едва заметно улыбнулся парень в сумраке землянки:

– Угадала, светлая. Но не бойся, я своему слову хозяин. Не обижу тебя. Ничем. И родственники мои в сторону твою косо не посмотрят. Обещаю. Дом у меня в граде имеется, и жалованьем я не обижен. Так что будешь жить да сына нашего воспитывать. И не одного, надеюсь.