Параллельщики - Татьяна Буглак

Мы послушали охотничью то ли байку, то ли быль, смешанную с подробностями хантыйского «медвежьего праздника», потом я вспомнила, что вроде бы медвежьи лапы еще в погребениях неандертальцев находят, ну а у наших предков-кроманьонцев – точно. Затем разговор перешел на Славку.

– Он, наверно, где-то в дальнем стойбище жил, с русскими сам тесно не общался, может, и не видел никогда, а вот ружье как-то получил, скорее всего, через третьи, а то и пятые руки. – Я прихлебывала ароматный лесной чай.

– Когда блокада закончится, попробую его к знакомым хантам свозить, если разрешат. – Тихон с тоской глядел на противоположный, недоступный нам пока берег озера, за которым поднималась еще одна грива, уже не светлая сосновая, а темная кедровая, и наверняка по зиме была отличная охота на боровую дичь.

– Тоскуешь? – Виталий был самым язвительным и «колючим» из всей этой компании. Не злым, наоборот, очень добрым и отзывчивым человеком, но «поддеть» друзей любил. – Думаешь, рябчики через блокаду перелетят? Или на глухаря сразу нацелился?

– Да какие рябчики?! – Тихон вздохнул. – Нам полгода одними консервами питаться.

– Ну, не скажи. – Азамат откинулся на белесый от лишайника поваленный ствол. – Говорят, соседи нам консервы из дичи готовят, к праздникам. И рыбу – и муксуна, и сырка…

– Не трави душу, а?! – Тихон рассердился, а я вздохнула:

– Я столько лет муксуна не ела, да даже щуки хорошей – на «большой земле» она сухая, и мясо не такое плотное.

– Ну все, сошлись родственные души. – Инесса поморщилась. – Чего в этой рыбе вкусного-то?

– Молчи, женщина. – Виталий тоже вздохнул. – Как блокада исчезнет, я на неделю на рыбалку уеду! И две ванны рыбы привезу!

– На удочку – и столько? – Лаки не поверил.

– Зачем на удочку? – вздохнул уже Шафкат. – Мы сети ставим, на протоках. В сезон, конечно, не браконьеры ведь. Виталь, ты за неделю не ванну, а цистерну рыбы наловишь, куда ее? Трех дней хватит, чтобы отдохнуть, да рыбкой полакомиться.

– Все, достали! – Инесса с Гузелкой демонстративно поднялись. – Нат, пойдем пройдемся, а они пускай о своих рябчиках болтают!

– Сейчас. – Я доела хлеб со своего прутика. – Тиш, а ты на боровую или болотную птицу больше охотишься?

– У-у… – Инесса с Гузелкой, взвыв, подхватили меня под руки. – Пошли! Тут где-то полянка с клюквой была, если еще не обобрали.

Клюквы на той «полянке» было уже мало, зато сапоги в мох засасывало только так. Скакать по кочкам у меня еще не хватало сил, да и в середину ровной моховой «лужайки» я не рвалась – без обуви остаться можно, а то и утопнуть, потому что в центре этой красоты, скорее всего, находился незамерзающий бочажок-«оконце», – поэтому побродила по краю гривы, нарвав уже подсохших веточек багульника.

– Зачем он тебе? Он же ядовитый. – Гузель удивилась.

– Зато пахнет хорошо, к белью положу, вместо отдушки.

– Лаванды бы лучше положила. – Инесса не очень хорошо понимала эту таежно-болотную романтику. – Пошли наших поднимать, вам с Лаки отдыхать пора, а еще обратно идти сколько.

– Эй, вы куда запропастились? – раздалось от озера. – Фотографироваться будете?

И еще одна фотография сохранила яркий миг: золотистые стволы сосен, синее небо, отражающееся в искрящейся бликами спокойной воде, и восемь человек в старомодных на взгляд жителя моего мира куртках и вязаных шапках с помпонами.

* * *

В понедельник я наконец занялась описанием предметов в левом крыле усадебного дома. Дело это и в обычных условиях музея долгое и муторное, а когда необходимо провести опись целого дома! Хорошо, что пока не требовалось делать подробное описание, хватало нанесенного на предмет кода и краткой пометки в базе данных, что-то вроде: «£Девушка в сарафане“, статуэтка фарфоровая с надглазурной росписью, сохранность хорошая». Так что теперь каждое утро я приходила в усадьбу, подбрасывала в печи дров (по ночам комнаты протапливал дежурный, а ставить обогреватели было нельзя – нарушался температурный режим) и садилась работать, иногда поглядывая в окно на пришедшую в город настоящую зиму. Как и говорили ребята, уже в ночь после нашего пикника пошел снег, да такой, что по утрам приходилось откапывать двери коттеджей. На моей родине это назвали бы «стихийным бедствием», многие города встали бы в пробках, а «ответственные лица» вместо расчистки дорог начали бы молиться о хорошей погоде, здесь же все только посмеивались, прочищая лопатами тропинки от крылец к главным улочкам, по которым по утрам проезжал маленький тракторок-«луноходик». Чего жаловаться – на то и зима, чтобы снег шел.

Когда за окнами метет снег, в печи негромко потрескивают дрова, а на рабочем столе горит пресловутая зеленая лампа (аккумуляторы для нее приходилось заряжать каждый вечер, зато свет при снятом абажуре по спектру полностью соответствовал солнечному, а это очень важно, когда описываешь цвет предмета) и светится экран ноутбука, работается очень хорошо. Правда, соседство с непонятным правым крылом дома меня несколько нервировало, и невольно вспоминалось напряжение из фильма Уиллкотта: первый снег приносит с собой смерть. Но вскоре все забывалось, потому что в правом крыле работала половина физиков и аналитиков, а Лаки помогал настраивать аппаратуру – он все же поборол в себе неприязнь к тем комнатам. Работа у них шла, каждый день с той половины раздавались радостные возгласы, иногда, от избытка чувств, не совсем цензурные, хотя за последнее восторженный исследователь мог получить от коллег плюху, ведь кроме мужчин там работала Гузель, совершенно не выносившая мата, да и я сидела рядом. Впрочем, грубые слова что в нашем филиале, что здесь не были в чести.

Обедать в столовую мы обычно не ходили, потому что тогда требовалось одеваться и идти кругом через весь поселок, чего никому не хотелось, к тому же отнимало много времени. Поэтому мы отряжали дежурного, который привозил на санках большие судки-термостаты, а остальные в это время накрывали на стол, поставленный в «нейтральной зоне» прихожей. За обедом начинались общие разговоры, когда о том, что было интересного у меня, но чаще – о делах физиков и аналитиков. К сожалению, большинство их рассказов я не понимала (думаю, и ученые моего мира многого бы не поняли – мои соседи по дому изучали совсем другие разделы физики), и Лаки, устав от объяснений, сдался:

– Все, что мы изучаем, помогает разобраться, как вернуть тебя домой, вряд ли ты поймешь что-то большее.

– Это как? – Я как раз разливала по тарелкам суп с консервированными фрикадельками.

– Да любое изменение параметров пространства поможет понять, что с тобой произошло! Мы же составляем графики и видим, где какие аномалии.

– Понятно. – Я представила себе схему развития орнамента на каких-нибудь перстнях или подвесках. – То есть вы строите что-то вроде «дерева», где одни параметры ближе к «стволу», другие дальше, и…

– Что-то в этом роде. – Он махнул рукой, давая понять, что я все равно ничего не уловила. – Ну а ты что нашла?