Параллельщики - Татьяна Буглак

– Я-то как раз русская, но здесь я единственная в своем роде, и ни о какой наследственности говорить не приходится, если ДНК иная. – Я чувствовала себя несколько пьяной от новых впечатлений, столь несходных с размеренной жизнью в больнице. – А вот культура – что вы, что я на одном языке говорим, одни книги читаем, фильмы смотрим, вам даже лучше, что свои языки есть, больше возможностей. Ну а «потомственные интеллигенты»… Видела я таких, и чем рафинированные рода кончают – тоже. Оранжерейным цветам навоза даже больше требуется, чтобы расти, а если они от этого навоза отказываются, сразу загибаются. Чего смешного, не так, что ли? Лучше скажите, кому добавки положить?

Добавки хотели все – на холоде ведь работали, да и парни крепкие, им есть много надо. А потом разговор перешел на насущные дела: что столовую откроют через неделю, когда установят металлические арки в проемах – там потребовалось объединять бывшие жилые комнаты в одно помещение, пробивая несущие стены; что технику придется устанавливать опять же в небольших комнатках единственного в поселке блочного дома – тесно, зато безопаснее в случае замыкания; что здание клуба нужно довести до ума, потому что оно хотя и небольшое, но вполне пригодно для разных праздников и даже танцев на Новый год; что коттеджи удачно спланированы и хорошо построены и в ближайшие лет десять не потребуют никакого ремонта.

– И чего вы этот вагончик выбрали? – обернулся ко мне Ильдус.

– Я жила в нем в детстве. – Я встала собрать со стола посуду.

– Значит, это правда, что весь поселок – ваше воспоминание? – Ильдус смотрел недоверчиво.

– Не совсем, но да: этот край, отчасти планировка. Хотя различий очень много.

– Ладно, потом выясним. – Виталий встал. – Спасибо за обед, но мне пора идти, скоро Инесса из города приедет, надо встретить.

– Инесса? – Я обернулась к высокому и очень симпатичному, пусть и излишне тощему (но не мне об этом говорить) немцу.

– Ах да, вы же уже знакомы. Она моя жена. Завтра встретитесь, она свои бумаги в новый кабинет перевозить будет и от помощи не откажется.

– Как тебе первые впечатления? – Лаки очень устал: несмотря на то, что выполнять тяжелую работу ему не позволяли, он, как и я, за день сильно вымотался. – Как местные?

– День тяжелый, люди вроде нормальные. – Я устало села на жесткий угловой диванчик. – Работы нам предстоит много, сейчас нужно экономить силы. Иди, я сейчас тут уберу.

– Сразу видно, что ты тут чувствуешь себя хозяйкой. – Он странно взглянул на меня. – А мне все это пока кажется диким. Пойми правильно – не вагончик, а вот эта суматоха с переездом. Куда они так спешат?

– Может, из-за скорой зимы? – Я встала, повернула рычажок смесителя, в новую блестящую мойку ударила мутноватая струя воды. – Здесь морозы начинаются в начале ноября.

– Нет, тут какая-то другая причина. – Лаки встал. – Мыться пойду, и спать, я с ног уже валюсь.

– Тогда я потом домою. – Я закрыла кран. – Иначе тебе горячей воды не хватит.

– Придется привыкать к такому. – Он немного растерянно улыбнулся.

Вечером я лежала на новой кровати в старом, вроде бы давно сгинувшем в реке времени вагончике. За окном светились фонари сразу двух параллельных улочек: вагончик стоял на верхней перекладине условной буквы «П». Мне стало забавно, ведь поселок на самом деле напоминал в плане эмблему конторы. И почему все так спешат с переездом?

* * *

Заканчивался октябрь – чуть морозный по ночам, солнечный и бесснежный, с хрустевшим под ногами кружевным ледком мелких лужиц, с терпким запахом хвои и белого мха. Почти все сотрудники уже переехали в коттеджи, в панельной одноэтажке разместили технику, в окраинном доме рядом с клубом оборудовали столовую, и теперь мне практически не приходилось готовить дома. Два крайних вагончика, стоявших как раз за нашим, переоборудовали: один – в небольшой тренажерный зал, в котором обычно занимались парни из отдела быстрого реагирования, а второй – в прачечную, куда носили белье по вывешенному на двери графику. Еще два вагончика пока стояли пустыми, а вот соседние с нашим заняли холостые ребята из того же отдела быстрого реагирования. Как они сказали: «Мы и так привыкли к казарме, а тут и делай что хочешь, и убирать легко – мебели практически нет». Лаки, однажды заглянув к ним по какому-то делу, потом с усмешкой рассказал, что вся обстановка у них – толстые маты на полу, встроенные шкафы и огромные телевизоры.

– Берут пример с японцев, минимализм идеальный, только что иероглифов нет.

Теперь в недавно пустом и вызывавшем непонятное, тревожное чувство поселке жило под сорок человек, почти все – молодые, холостые или только что обзаведшиеся семьей люди, из которых чуть меньше половины были татарами и башкирами, примерно столько же – братскими славянскими народами (в этом мире такое словосочетание не стало издевкой – страны хоть и разделились, но до подобного нашему раздрая не скатились), ну а остальная часть представляла собой «сборную солянку» из немца Виталия, его жены-молдаванки Инессы, двух парней-мордвинов, одного чуваша, одного гордого азербайджанца и пожилого узбека – электрика Бахрама. Последний приехал в Эмтор на вахту, а после установления блокады решил, что работать в конторе интереснее, чем в ЖЭУ или на заводе. Такой интернационал объяснялся просто: город молодой, заселялся в свое время, в основном, ехавшими по комсомольской путевке специалистами – строителями из Молдавии, Белоруссии и Украины, нефтяниками из Татарии, Башкирии и Азербайджана, ну и русскими, конечно. Теперь их дети и внуки считали город родиной, а по национальностям если и делились, то только из любопытства: кто что готовит, какие песни поет и какие интересные словечки знает. И отмечали все праздники, не деля их на «свои» и «языческие».

За прошедшие две недели мы с Лаки освоились, втянулись в работу и виделись только рано утром, идя в столовую, и вечером, возвращаясь с ужина, да и то Лаки умудрялся застрять в техническом отделе или у физиков почти до полуночи: работы у него и впрямь было невпроворот. Номинально мы с ним входили в одну группу, но я даже не имела представления, чем он занимается. Группа у нас была меньше, чем команда Хаука: руководитель группы Тихон, как и Виталий, и жена Шафката Гузель (к слову, дочь Назили), невысокая и не очень красивая, но обаятельная сибирская татарка, работали аналитиками, причем Гузель еще и математиком, сам Шафкат и Азамат – физиками, а Инесса – психологом. Отдел быстрого реагирования пока не очень активно участвовал в общей работе, что отчасти объяснялось комендантским часом и необходимостью поддерживать порядок на территории: в поселок пытались пролезть то ищущие приключений подростки, то требующие снять блокаду (как будто это от нас зависело) не совсем нормальные люди, а как-то даже поймали поджигателей. Работы у ребят из охраны было слишком много, к тому же поселок не получалось обнести забором: планировка и болото не позволяли.

Так вот, Лаки работал с физиками и аналитиками, а я – с Инессой и так же, как и мы, временно прикрепленной к этой группе Марией и четыре дня в неделю ездила в город беседовать с новыми параллельщиками. Их оказалось не десять, как когда-то сказал нам Виктор Михайлович, а тринадцать человек – он тогда нечаянно отделил от остальных семью, которую я видела в первую ночь нападения. Кроме них была девушка из старинного дома и девять мужчин, от подростка лет четырнадцати до пожилого человека, который совсем недавно наверняка считался довольно уважаемой и имевшей некоторую власть личностью. Всех их разместили во временно переоборудованной под санаторий небольшой гостинице на окраине города, рядом с сосновым бором.