Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

Сотрясавшие Прозерпину конвульсии почти стихли, и она сумела кивнуть.

– Вероятно, это моя вина, – мрачно проговорил Гефест. – Несомненно, весь этот беспорядок возник из-за меня. Эта девчонка первая, кому я установил детали, не соответствующие требованиям отца.

Он мог бы этого и не говорить: Прозерпина и так знала, что ее любимый уже несколько лет подделывает собственные творения. От провидицы не ускользнули планы Гефеста хоть как-то поддержать людей и облегчить их участь. С тех пор как они встретились, бог достиг больших успехов в своих тайных изысканиях, которые вел у себя в мастерской.

– Я считал, что нашел средство сохранить свободную волю носителя, сделать его неподвластным мысленному прикосновению Ориона, но, возможно, я невольно изобрел оружие, способное пробивать доспехи, созданные императором. Мне пришлось самому сделать для Верлена новую маску, потому что обычный человек разбил на мелкие кусочки ту, что создал отец. Понимаешь, что это значит, Проз? В конечном счете именно я несу ответственность за нестабильное состояние Паутины.

– Ты уже давно… давно соткал новый узор Паутины, – с трудом произнесла девушка. Сотрясавшие ее тело спазмы, не стихавшие несколько часов, совершенно лишили ее сил.

– Это правда? – с облегчением в голосе переспросил Гефест и тут же недоуменно нахмурился. – Значит, я хоть немного сумел изменить ситуацию?

Внезапно видения, нескончаемым потоком пролетающие перед мысленным взором Прозерпины, замедлились. Она смогла различить отдельные образы, потом их ритм вновь ускорился, и они понеслись у нее перед глазами бурной рекой. Девушка страшно устала от этих диких вспышек. Как тут не растеряться и не забиться в припадке под таким напором сумасшедших образов?

Внезапно Прозерпина поняла: Паутина стала размытой, потому что все ее нити непрестанно меняются местами в неуловимом танце, каждую секунду образуя новый узор, но так и не складываясь в точную схему. Лишь серебристые нити Гефеста сияли во тьме и казались почти неподвижными.

В этих тонких струнах появился крошечный шанс на их с Гефестом совместное будущее. Он и она, далеко от Пепельной Луны. Далеко от всего. В мире и спокойствии…

Надежда.

Малюсенькая крупица надежды, и все же… Благодаря ей Прозерпина почувствовала, как в голове у нее мало-помалу проясняется.

Она не могла поделиться своим открытием с Гефестом. Еще рано, рисунок будущего еще слабый и нестабильный. Если сейчас сказать любимому, что среди миллиардов возможных очертаний будущего, да к тому же непрестанно меняющихся, она увидела их счастливую совместную жизнь, Гефест, окрыленный этой идеей, станет безрассудным, начнет рисковать.

Вместо этого Прозерпина прижала пальцы к горячей шее бога и прошептала:

– Теперь, когда тень и свет соединились, когда границы другого мира сдвинулись, а будущее и прошлое перемешались, твое вмешательство в узор Паутины стало более действенным. Однако ее рисунок очень нечеткий, он колеблется и в любой момент может измениться. Чужачка держит его в кулаке и каждую секунду меняет.

Гефест покачал головой, на его губах появилась легкая довольная улыбка. Лежавшая в его объятиях девушка расслабилась, ее дрожь прошла.

– Стало быть, подопечная Верлена должна жить, верно? – спросил он, надеясь услышать утвердительный ответ. – Она не должна попасть в руки Ориона. Эта девушка слишком важна, так?

– Как и полубог, – ответила Прозерпина и довольно вздохнула. Вопреки обыкновению, она не ощущала ни гнева, ни негодования, неизменно исходивших от ее любимого при упоминании его брата, которого он так сильно ненавидел. – Он тоже не должен оказаться в когтях вашего отца…

– Хорошо, – согласился Гефест, закрывая глаза. – Хорошо, Проз, я понял.

Он сидел на полу, прижимая девушку к груди. Ее кожа была холодной как лед и мокрой от пота. Гефест старался согреть любимую своим сильным теплом, свойственным всем существам его вида.

Они сидели неподвижно так долго, что оба начали задремывать. Однако в голове у Прозерпины вдруг зазвенел тревожный звоночек, быстро превратившийся в набат. Надвигалась неминуемая опасность.

Девушка забилась в руках Гефеста, принялась тормошить его, так что кабели, по-прежнему соединяющие ее с потолком, закачались.

– На этот раз ты оставался со мной слишком долго… Мой принц, ты должен уходить, скорее!

Через несколько секунд Прозерпина заняла свое обычное место, опять была подвешена над полом рядом со своей арфой. Еще через секунду в склепе появился и торжественно приблизился к пленнице Ангел Искупления, ужасающий, как всегда. Прозерпина никогда не могла смотреть Ориону в лицо, не содрогаясь от парализующего, гнетущего страха, сдавливавшего ей грудь, так что прерывалось дыхание.

По крайней мере, Гефест успел покинуть склеп, оставшись незамеченным.

По велению бога-императора к девушке протянулась механическая рука, и острая игла пять раз вонзилась пленнице в бок. По бледной коже потекли густые струйки крови.

– Я слушаю тебя, весталка. Каков твой приговор? – произнес Орион. Эту фразу он повторял каждую неделю, слово в слово. – Кого мне сегодня вычеркнуть из числа живых, чтобы и дальше поддерживать порядок и не дать моему народу погрузиться в муки хаоса? Каких особей ты выбрала в качестве жертвы во имя долголетия и стабильности моего правления?

Приступ изрядно потрепал Прозерпину, и все же перед ее мысленным взором начали ясно вырисовываться пепельные буквы, очень четкие на фоне сотрясающей Паутину бури.

Мощь Владыки всех разумов постоянно ощущалась в склепе, однако она многократно усилилась, когда Ангел явился сюда лично. Уста девушки оставались закрытыми, но за нее говорили ее жесты: руки поднялись сами собой, она не могла этому противиться. Слабые тонкие пальцы коснулись струн арфы, и подвал наполнили пронзительные ноты, обозначавшие имена людей.

Под сводами круглого помещения звучала длинная нестройная мелодия – еще один мрачный штрих в леденящей кровь, жуткой атмосфере этого места.

– Моему сыну достанется много душ, – довольно заметил Орион. Уголок его бледного рта пополз вверх. – Хоть я недавно порядком проредил ряды смертных, не помешает закрепить урок, а заодно сократить население, избавившись от наиболее строптивых.

По впалым щекам Прозерпины катились слезы – она всегда плакала воскресными вечерами, исполняя эту жестокую повинность. Орион поработил ее, превратил в отвратительную марионетку и завладел даром, который провидица получила от Владычицы Туманов. Он осквернил древние корни влияния этого ушедшего в прошлое божества ради своих темных замыслов.

– Похоже, твоя богиня вернулась и потихоньку набирает силу, – проговорил Орион, как будто говорил сам с собой. – Я чувствую это, потому что моя мощь в последнее время уменьшается…

Прозерпина тоже это ощущала. Владычица была еще очень слаба, однако ее неосязаемое, едва различимое присутствие все же можно было уловить. С тех пор как она лишилась своей материальности, миновало столько столетий, что даже ее последние подданные и последователи утратили надежду увидеть ее вновь.