Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

– Ох уж это проклятое вечное равновесие! – воскликнул император, ударяя кулаком по ладони, так что склеп озарила ослепительная вспышка.

Ударная волна смела пыль со сводчатого потолка, а стены Собора содрогнулись.

Орион помрачнел, в его золотых глазах вспыхнули огненные искры.

– Как мне поразить ее раз и навсегда? – спросил он, вновь подходя к Прозерпине. – Скажи, весталка, что мне сделать, чтобы твоя хозяйка окончательно покинула этот мир?

В сознании девушки замелькали яркие вспышки, сменяя друг друга так стремительно, что она не всегда успевала их уловить. Чужачка перевернула Паутину вверх дном…

Но, возможно, это малое зло, которое в итоге послужит всем на благо?

Тем не менее руки Прозерпины, вопреки ее желанию, поднялись и начали перебирать струны арфы.

«Положи конец круговороту, уничтожь свое последнее творение и вместе с сыном, который таковым не является, умрет вся надежда увидеть возрождение из пепла древнего царства».

Глаза провидицы округлились: зашифрованные в мелодию слова, выходившие из-под пальцев, ее потрясли. Если Орион убьет молодого полубога, исчезнет последняя надежда на их с Гефестом благоприятное будущее…

Лицо императора перекосилось от гнева.

– Так через тебя теперь говорит она?! – вскричал он. От него исходили ужасающие волны гнева. – Она пытается подтолкнуть меня к безумству, к совершению столь нерационального поступка? Нет! Об этом и речи быть не может, слышишь меня?! Это полная бессмыслица! Он мое самое ценное творение, наиболее удачный экземпляр, многообещающий и одаренный. Я тысячелетиями ждал такого, как он! Мне уже никогда не добиться такого результата, никогда! Он наделен способностями, которые не поддаются пониманию и превосходят самые несокрушимые законы мироздания! Он – моя последняя попытка, он особенный, не похожий на других… Ни за что на свете я не тронул бы даже волосок на голове самого выдающегося божества, которое когда-либо являлось в этот мир! В любом случае Янус уже много столетий как мертва, ее тело безвозвратно разрушено. Разве она смогла бы сейчас что-то сделать? Я никогда ее не боялся и сейчас не собираюсь!

С этими словами Орион повернулся и вышел из склепа, его огромные крылья трепетали у него за спиной. Прозерпина осталась наедине со своими мыслями и нечеткими образами, непрестанно мелькающими на краю ее сознания.

Доспехи казались мне тяжелее, чем обычно – определенно, это еще одно проявление постоянной усталости, от которой мне никак не удавалось избавиться. Несмотря на то что остаток дня прошел довольно мирно, нехватка сна сказывалась все сильнее, и я уже чувствовал первые признаки приближения нового приступа.

Как обычно по воскресеньям, я предстал перед отцом, оставшись с ним один на один в его личном кабинете, и ждал, когда он объявит свой приговор: мне нужно было узнать, чьи души надлежит собрать на этой неделе. Такова моя роль, моя ноша и вместе с тем возможность дать моему телу то, чего оно так настойчиво требовало.

Однако сейчас я испытывал глубокое раздражение: мой последний спор с Сефизой не давал мне покоя, воспоминания о нем заглушали голос разума. Из-за ее настойчивой просьбы меня мучила непонятная тревога – можно подумать, я действительно имел возможность пренебречь своими обязанностями, стоило мне лишь пожелать. На самом деле девушка ошибается, все далеко не так просто…

Во-первых, ни в коем случае нельзя навлекать на себя подозрения императора, безрассудно отказавшись выполнять его приказы – тем более сейчас, когда я прячу у себя в покоях человеческую девицу. Во-вторых, меня мучила насущная потребность поглощать души, и удовлетворить эту нужду я мог лишь приводя в исполнение казни. Если бы я был хоть немного умнее, если бы не запаниковал, если бы не был таким уставшим, то ни за что не предложил бы Гефесту свой уход с поста Первого Палача в качестве платы за помощь. Даже если в какой-то момент эта идея казалась мне заманчивой, подобный шаг стал бы просто невероятной глупостью.

Стоя перед Орионом, я про себя молился: только бы император не заметил, что сегодня при мне нет шлема – обычно я держал его под мышкой, пока выслушивал приказ. Брат тайно изготовил для меня копию и несколько часов назад принес ее в мои покои. Перед тем как войти в кабинет отца, я оставил шлем в приемной, где обычно дежурили солдаты. Караульные не станут его рассматривать и ничего не заподозрят. Подделка выглядела почти как разбитый Сефизой оригинал, однако было очевидно, что одурачить бога из богов не так-то просто – он сразу увидел бы разницу между своей работой и поделкой его сына.

Император вручил мне приказ, и я развернул его, пробежал глазами и крепче сжал края бумажного свитка, чувствуя горечь во рту. Подняв глаза на императора, я моргнул и потрясенно пробормотал:

– Отец, я… Почему список такой длинный? Это… В приговоре более сотни имен, и все осужденные – жители Стального города.

– Триста, если быть точным, – заметил Орион, постукивая когтями друг о друга. Он сидел за своим письменным столом из темного дерева, откинувшись на спинку кресла, а руки сложил домиком.

Меня вдруг охватила страшная паника, я сделал шаг вперед, забыв, что следует держаться на почтительном расстоянии от императора, коль скоро он наш бог и господин.

– Но ведь… вы же знаете, как тяжело мне это дается… Я… я никогда не поглощал столько душ одновременно. Я даже не знаю, смогу ли…

У меня настолько участился пульс, что кровь оглушительно застучала в ушах. Что-то внутри меня яростно восставало против такой перспективы, отказываясь принимать этот безумный вызов, который бросал мне Орион. От этого внутреннего протеста во мне все будто перевернулось, к горлу подступила тошнота.

На моей памяти самый длинный воскресный список смертников не превышал пятнадцати человек, и поглощение тех пятнадцати душ далось мне очень и очень болезненно. Мое тело алкало этой незримой пищи, жадно ею питалось и начинало болеть, если души долго не поступали. Однако притом мой слабый, переменчивый организм плохо переваривал души, если они вливались сразу в больших количествах.

– Думаешь, я потребовал бы от тебя выполнения этого задания, не будучи уверенным, что ты справишься? – поинтересовался император ледяным тоном. Вся его доброжелательность мгновенно испарилась, золотые глаза взирали на меня сурово. – Ты же провел целый день, отдыхая в своих покоях. Ты должен был избавиться от усталости, мучившей тебя вчера, не так ли?

До сих пор я еще ни разу не позволял себе оспаривать отцовские приказы, и сегодня впервые посмел ему возразить. Хотя делать этого определенно не следовало.

Тем не менее я не мог молчать. Внутренний голос твердил, что я совершаю серьезную ошибку, и все же мне хотелось понять.

– Разве вашего наказания было недостаточно, чтобы пресечь зло, поразившее город? – настойчиво спросил я, усилием воли выдерживая жесткий взгляд императора. – Разве все виновные уже не погибли? С тех пор не появилось ни одного мятежного символа. Какие же преступления совершили все эти люди?