Насильно твоя - Мария Устинова

Дверь открылась, снова шаги — легкие, целенаправленные. Они обходили квартиру: спальню Эмиля, мою. Скрипнула дверь в ванную. Обыскивали молча — значит, все обговорили заранее.

Я перестала дышать: они проверили комнаты и идут сюда.

— Никого, — низкий голос на пороге кухни. — Уехала?

— А здесь? — мужчина пересек кухню и остановился рядом с холодильником.

Тихо, Дина… Ни звука.

Я видела край рукава черной кожаной куртки. Из-под нее выглядывал растянутый грязно-бежевый свитер. Уловила запах дешевого табака и грязи — такой мерзкий на фоне свежести в доме Эмиля. Убирайся отсюда!

Мужчина покачнулся, словно правда хотел уйти и заглянул за холодильник.

Незнакомец, я видела его впервые. Он не ожидал, что я здесь: глаза расширились, рот открылся, словно он хотел заорать и я, как кошка, рванула к выходу. Вот бы прошмыгнуть на улицу, заорать…

— Твою мать, вот она!

Захар стоял в проходе. Мой план оборвался ударом: он врезал наотмашь, я налетела на разделочный стол, на котором стояли приборы, которые вчера я готовила Эмилю к ужину. Тарелки, сложенные салфетки, нож, вилка, бокал… Падая, я сдернула полотенце и как по цепной реакции посуда обрушилась сверху: и ножи, и турка, пакет с кофе — вся утварь со стола.

Когда лавина иссякла, оказалось, что я лежу на полу, закрывая голову руками. Скула ныла и пульсировала после удара, а они оба возвышались надо мной. Жуткие, как киллеры — в черном, в перчатках, на голове у Захара скатанная шапка. Стволом к полу он держал массивный пистолет.

— Попалась, — улыбнулся он.

— Кончай ее, — сказал второй.

Бритый прочистил горло и вскинул пистолет.

Такой знакомый вид — я узнала систему. Я только у Эмиля такие видела… Тут два варианта. Это пистолет, из которого мой муж завалил двоих, и орудие убийства держали, как залог его послушания. Или это ствол, с которым Эмиль вчера ушел из дома.

Захар приготовился стрелять: сгорбился и держал оружие на близкой дистанции. Ствол в правой руке, левой поддерживал. Стойка профессиональная, но не как у Эмиля. У моего мужа тверже рука. Я знаю об этом все.

Он целился в меня, а я смотрела в жгучие глаза и ничего не испытывала. Какая-то новая форма страха, все существо наполнилось слепым стремлением: выжить!

— Так бы и трахнул, — сказал бритый. — Жаль, ты теперь не такая красивая.

Сердце превратилось в ледышку. Раньше каждое слово рвало по живому, но теперь они ничего не значили. Мои чувства сдохли, как у Эмиля. С концами.

Я автоматически подняла руку, прикрываясь от выстрела. Смотрела в глаза человеку, который избивал и насиловал меня. Я боялась его больше всего на свете, но если встретить страх лицом к лицу, он тебя прикончит или ты его преодолеешь.

Все, что во мне было — четкое понимание: меня пришли убивать. Не мучить, не забирать в счет долга — застрелить. Наказать Эмиля за то, что он облажался.

Слова сами вылетели из омертвевших губ:

— Эмиль отдал меня Андрею Ремисову. Он заберет меня через час.

Даже не знаю, как это пришло в голову.

Они переглянулись, Захар прищурился. Я надеялась, они побоятся меня трогать. У Андрея влияние в их среде, он выше по иерархии, чем этот сраный Захар, который держит меня на мушке.

Я не отрывала от него глаз. Перед хищником взгляд опускать опаснее, чем смотреть прямо.

— Ах ты, сука, — заключил бритый и рассмеялся. — Это же отличные новости!

— Погоди, — второй положил руку ему на запястье. — Надо позвонить.

— Не надо! — свирепо бросил Захар. — Ствол Эмиля, никто не узнает. Не звони. Сами разберемся.

— Ремисов по-твоему идиот? — он снова толкнул руку вниз при попытке прицелиться. — Я исполнитель, пусть разбираются сами, кто кому должен. Ты девчонку кончишь, а это правдой окажется… Ты Ремисову хочешь быть должен? Я — нет.

Я не дышала, застыв на полу. Из-за неудобной позы ныло бедро, а руки, которыми я упиралась в пол, дрожали от напряжения. Взгляд метался по кухне — я отчаянно искала пути к спасению.

— Шеф сказал ее кончить! — орал Захар, напирая тоном. — Кто такой Ремисов? Я бы ее второй раз отымел, да следы… Хотя с гандоном… А-ну, пошли!

Он сунул ствол за пояс и наклонился, хватая меня за волосы. Из глаз брызнули слезы, я вскрикнула, выгибаясь. Не обращая внимания на скулеж, бритый силой повел меня в спальню Эмиля.

Конечно, трахать жену врага он будет в его постели. А как же.

Из-за слез и волос, упавших на лицо, я почти ничего не видела. Он завел меня в комнату, и я получила такую пощечину, что свалилась на кровать, как мешок, и какое-то время лежала, борясь с темнотой перед глазами.

Я совсем ничего не ощущала — тела как будто не было.

Зазвенела пряжка ремня, а внутри у меня был белый шум. Меня перевернули на спину, жадные пальцы вцепились в пуговицу на джинсах.

— Не ори, получишь, — предупредил он.

— Ты идиот? — раздалось от порога. — Тебе что сказали? Кончить ее, ты ее оттрахаешь, установят, что был секс перед смертью.

— Да я с гандоном! — огрызнулся он, пытаясь сорвать с меня джинсы. — Ну, решат, что Эмиль ее трахал, какая разница. Я быстро.

— Придурок! — выругался он. — Ты решил Кацу с Ремисовым поднасрать, а отвечать я буду? Короче, я пошел.

Я ощутила, как прогибается матрас и открыла глаза. Притворяться дальше, что меня оглушил удар, смысла не было.

Захар расстегнул ремень. Я оцепенела, в пустой голове словно бил колокол. Ничего не слышала, кроме слабого дыхание, чувств не было. Один белый шум в душе и разуме.

Он стянул с меня джинсы до колен и нетерпеливо полез под трусы в перчатках, отодвинув полоску белья.

Меня сковал ужас.

— Кто он такой, Ремисов, — с ненавистью пробормотал он, сопя, глаза стали безумными.

Захар привстал на коленях, будто собирался поиметь меня в рот. Рванул ширинку, едва не ломая замок. Из-за пояса выпал пистолет Эмиля и шлепнулся на помятую постель.

Я уставилась ему в глаза. Еще помнила урок — не смотри на оружие, которым хочешь завладеть. Рука сама потянулась — я опередила его на долю секунды. Наощупь обхватила рукоятку. Палец сам переключил предохранитель. Между нами полметра — при стрельбе в упор даже целиться не надо. Но я оказалась недостаточно быстрой.

Пистолет был тяжелее, чем можно выдержать — запястье свело сразу, как я подняла оружие. В лице Захара возникла мгновенная злоба — как у бешеного животного.

— Ах ты, сука! — он врезал по руке, и та онемела.

Ударом он сбил направление, но я нажала на спуск прежде, чем успела подумать. Оказалось, отдача у пистолета ого-го — первый выстрел ушел в молоко, отбросив руку назад. Выстрел бахнул почти над ухом и звуки исчезли — вместо них возник звон.