Стеклянные крылья - Катрине Энгберг

поступить. Позвонить в полицию и рассказать о находке?

Горм начал странно на него поглядывать – наверняка проверял. Возможно, старшая медсестра отделения тоже уже в курсе и отслеживала его ключи по брелоку. Оказавшаяся в желудке одинокая картофелина грозилась выйти наружу. Нельзя рисковать и привлекать полицию.

Только не сейчас, когда он вот-вот снова встретится с Петером Демантом.

* * *

Мария Бирк наблюдала за Исаком – ему на лицо падал серый свет уличного фонаря, – и ее кольнуло в груди. Надо было раньше его навестить, не ждать так долго. Ей руководил страх – страх того, что он мог натворить, если она вмешается. Она по собственному опыту знала, на что он способен.

Теперь они здесь. Укрылись в маленьком желтом домике друга Графа – в месте под названием Синяя Карамель, за Рефсхалевей, в ста метрах от Фреденс-Хавна. В дальней комнате она обустроила им временное жилище – матрасы с одеялами, карманные фонарики, примус и пара книжек. С тех пор как вчера Исак вышел из такси, он в основном спал.

Мария собиралась спросить его, что произошло в «Бабочке» в ту ночь, когда погиб Ким, но подходящего момента пока не представилось. Она с ужасом ждала реакции и того, что он расскажет. Но нельзя, чтобы ей и дальше руководил страх. Она знала, что нравится Исаку, чтобы чувствовать себя в безопасности, этого пока достаточно.

– Мне пора ужином заняться. Наверно, ты тоже проголодался. Не хочешь помочь мне овощи почистить?

– Дай я еще чуть-чуть посижу. Всего минутку. Первый раз за мной никто не следит.

Мария втянула влажный воздух и закрыла глаза. Что с ними будет? Сама она научилась попрошайничать, воровать и врать – привыкла жить на улице. Узнала, на каких людей можно положиться, а от кого лучше отойти. В колонии она пережила ломку и теперь она не принимает лекарства, у нее ясный ум, она независима.

Но Исак. Исак ничего не умеет. Он всю жизнь провел в пузыре, и этот пузырь не только приносил ему мучения, но и защищал. У Марии не получится долго заботиться о них двоих, максимум – пару дней, и это при условии, что Исак сможет прожить без лекарств. Может, у него начнутся галлюцинации или панические атаки – она понятия не имеет, справится ли с этим. Мария старалась не показывать Исаку свою неуверенность, а на нем она, к счастью, как будто и не сказывалась.

– Помнишь, как мы прятались в кустах за озером, как будто убежали? Как в книжке.

Исак закрыл глаза, прячась от света уличного фонаря.

Мария улыбнулась.

– Отлично помню. Мы говорили о том, куда бы пошли, если бы могли делать все что хотим.

– Я в школу хотел. В настоящую школу. Заниматься бизнесом отца, чтобы он мной гордился.

– А я хотела заниматься верховой ездой, чтобы у меня была своя лошадь. Или хотя бы с кем-то напополам.

– Самое счастливое время моей жизни.

У Марии комок застрял в горле. Почему намного проще почувствовать чужую боль, чем свою? Потому что своя боль способна лишить тебя жизни. Ее кладут в бронированный ящик и прячут на самом дне сознания, чтобы воспоминания оживали лишь в бурю.

– Вставай, Исак! Давай ужин готовить.

Исак открыл глаза.

– Мне нехорошо. Холодно.

Только сейчас Мария заметила, что виски у Исака покрыты капельками пота, а сердце грохочет, словно ударная установка на техно-вечеринке.

Началось. А для того, чтобы облегчить симптомы, у нее нет ничего, кроме корнеплодов и собственного желания.

– Возьми книжку, Исак. Накройся одеялом, вдруг у тебя почитать получится.

Исак вдруг стал хвататься за голову руками.

– Я не боюсь, Мария. Я справлюсь.

– Садись, Исак. Я ужин поставлю. А потом постараемся отдохнуть, ладно?

Мария села на корточки и зажгла примус, налила воды в походную кастрюлю и достала пакетик с корнем петрушки. Ее вопросам пока придется чуть подождать. Не очень долго. Она слышала, как Исак перелистывает страницы и, задыхаясь, что-то бормочет себе под нос.

Почти незаметно она раскрыла маленький охотничий нож и осторожно опустила в карман.

Глава 20

Петер Демант – шарлатан.

Демант злоупотребляет лекарствами, а итог – самоубийство.

Отберите у Петера Деманта лицензию!

Раскрыв рот от удивления, одной рукой Анетта пролистала несколько публикаций в социальных сетях, а второй качала колыбель дочери. В спальне было темно – только горел ночник и светился экран компьютера.

Анетта чувствовала, как к ней подбирается усталость, словно ленивая волна, неизбежная и теплая. Она слышала, как внизу гремит посудой Свенн, и вдруг затосковала по тем временам, когда вечер у них был общим. Мытье посуды, вечерний кофе, поцелуи и разговоры. Теперь они по очереди укладывали ребенка и убирались на кухне, давали друг другу пять, встречаясь на лестнице, и распределяли дела, вместо того чтобы браться за них вместе. Жизнь изменилась. Неужели запрещено говорить, что иногда она скучает по тому, что было? Ну, совсем чуть-чуть?

Анетта снова сосредоточила внимание на компьютере. Попыталась просмотреть статьи о гиперактивности миндалевидного тела и самоповреждающем поведении. Чтение, мягко говоря, утомительное – и не только потому, что уровень сложности статьи выводил текст за пределы ее понимания.

Петер Демант – не только продуктивный человек, но и скандально известный психиатр. С одной стороны, важные успешные исследования, связанные с лечением шизофрении и эмоционально неустойчивого расстройства личности. С другой – его обвиняли в связях с бизнесом и поливали грязью в нескольких группах в социальных сетях за неправильное лечение и злоупотребление лекарствами. Но одно дело применять спорные методы лечения, а другое – пытать и убивать. Если он спорные лекарства назначает, это не значит, что он убивает, подумала Анетта и усмехнулась получившемуся стишку.

Заплакал ребенок, и Анетта снова стала качать колыбель и рассеянно напевать, пока дочка не успокоилась. Она открыла историю о пациенте Петера Деманта, покончившем жизнь самоубийством. Ее написала в блоге тетя погибшего мальчика, и от текста буквально веяло безудержным гневом – читать такое было тяжело. Четыре года назад Чарли – так звали того мальчика – лечился у Деманта от депрессии и долгое время принимал ципралекс – тетя называла его «таблетками несчастья». По версии тети, у юноши развилась зависимость от препарата, ему становилось все хуже и хуже. Однажды он собрал школьный рюкзак, как обычно, сел на велосипед и уехал. Но вместо школы он поехал к автодорожному мосту у Скаллебёлле и спрыгнул с него. Ему было шестнадцать лет. Семья требовала привлечь Деманта к ответственности за то, что они сами называли врачебной ошибкой.