И создал из ребра я новый мир - Эд Курц

Эрни Рич сдержал свое слово. Покачав головой и нахмурив брови, он прицелился в Финна и проделал в груди хозяина аптеки дыру, достаточно большую, чтобы просунуть в нее говяжий окорок. Не успел Финн грохнуться на мостовую, как встряхнулась Филлис и бешеными скачками помчала к шерифу, плюясь, визжа и скребя мостовую ногтями. Рич снес ей левую часть головы — ужасный черно-алый фейерверк расцвел посреди улицы. Он не стал дожидаться, пока остальные возьмут ноги в руки, и отправился в убийственный рейд, с мрачной решимостью сыпля стреляными гильзами, перезаряжая, шагая прямо по мертвым и умирающим. Вот его зовут Хершал, думал он, нажимая на спусковой крючок и заставляя цель крутануться вокруг своей оси. Его звали Хершал, он продал башмаки, что сейчас на мне.

Последним из орды был пожилой цветной мужчина с абсолютно седыми волосами и сутулыми плечами. Он стоял, весь испачканный кровью и внутренностями Раса Кевинью, и печально глядел на приближающегося шерифа. И этого Рич знал: когда-то был фермером-арендатором, еще до того, как Симс Дейли продал свою землю и повесился на чердаке. Он поднял дрожащие руки и вцепился в растрепанные волосы, собрав их в снопы по бокам головы.

— Ты не сможешь его остановить, — белозубо улыбаясь, заявил бывший фермер. — Мы кое-что увидели. Мы меняемся.

Целясь в старика, Рич силился вспомнить его имя. Возможно, ему и удалось бы вразумить хотя бы этого, обратившись к нему по имени. Но нужные сведения никак не приходили на ум — слишком много лет прошло с тех пор, как они в последний раз пересекались.

— Ты тоже собрался буянить? — вместо этого спросил Рич.

— Совсем необязательно, — ответил старик, все еще держась за пучки собственных волос. — И ты можешь измениться, если захочешь. Все, что нужно, — увидеть. Ты же хочешь увидеть все, как есть, шериф?

— У тебя нет ничего такого, что я хотел бы увидеть, приятель. Почему бы тебе просто не показать мне свои ладони и не успокоиться, а?

— Но он хочет показать тебе кое-что, шериф. Он хочет, чтобы ты увидел.

Руки Рича, несмотря на холод, были скользкими от пота, но он крепко держал свой дробовик.

— Просто делай, как я говорю, приятель. Ладошки кверху.

Старик открыл рот, растянув губы до предела, и развел руками. Пучки белых волос, выдранных им с корнем, разлетелись по сторонам.

— Ладно, — сказал Рич, — вот как мы поступим…

Но он не успел договорить: его заткнул пронзительный визг, вырвавшийся изо рта мужчины. Звук ужасал своей невозможностью и полным отсутствием человеческого — ни одни легкие не потянули бы такую мощь сирены. Рич вздрогнул от неожиданности, когда старик сжал руки в кулаки и, спотыкаясь, кинулся бежать.

— Стой! — завопил шериф.

Старик не остановился. Рич стиснул зубы и выстрелил. Голова бывшего фермера на расстоянии шести футов впереди лопнула, точно перезревшая дыня. Рич отвернулся. Изо всех сил зажмурился. Дрожь прошла по телу, но не от холода.

Когда он снова открыл глаза, увидел еще людей, в траве у дороги. Развернувшись, он направил на них дробовик. Его бросило в холодный пот при мысли, что остался один заряд, вероятно, он даже не успеет перезарядить, если на него бросятся с двух сторон. Вместо этого обе фигуры вскинули руки, и мужской голос закричал:

— Не стреляйте!

— Кто вы? — закричал шериф. — Прошу назваться, четко и громко!

— Ч-Чарльз Дэй, сэр! Меня зовут Чарльз Дэй! А это Теодора Кевинью, жена Рассела Кевинью!

— Рассела Кевинью я только что сбил насмерть! — крикнул он в ответ. — Убил, Богом клянусь, как бешеную псину! Миссис Кевинью, вы собираетесь буянить по этому поводу?

— Нет, — ответила Теодора. — Шериф, вы, похоже, спасли нам жизнь. Те люди… они, я думаю, хотели нас убить.

Постепенно Эрни Рич опустил ствол дробовика, и тот не поравнялся с его ногой. Он прищурился в темноте и сказал:

— Сколько вас там?

— Я, Чарльз и Марджи Шеннон, — сказала Теодора.

— Дочь преподобного Шеннона?

— Да, — откликнулась Марджи, вставая.

— Я думаю, мне нужно поговорить с вашим папой, мисс Шеннон, — сказал ей Рич.

Марджи тяжело вздохнула.

— Я полагаю, мы все так думаем, — ответила она.

Джоджо передал потрясенному мужчине кружку кофе. Преподобный кивком выразил благодарность.

— Прошу меня извинить, — торжественно произнес он, когда Джоджо уселся за стол напротив него. — В мои намерения не входило оскорблять вас. На меня будто… помрачение нашло.

Джоджо отхлебнул из своей чашки и скорчил недовольную гримасу, которая, как он надеялся, на этот раз была спрятана за густой шерстью, покрывшей лицо.

— Всё в порядке, — сказал он. — Я понимаю, как это выглядит. Обычно бреюсь два-три раза в день, но сегодня рутина пошла псу под хвост.

— Не то слово, — согласился Шеннон. Глотнув кислого кофе, он даже не поморщился.

— Не возражаете, если закурю? — спросил Джоджо.

— Так вы уже, — вздохнул преподобный, указав на тлеющую в руке Джоджо сигарету.

— А, точно. — Джоджо приподнял густую бровь и глубоко затянулся. — Думаю, нам следует начать с самого начала, преподобный.

Джим Шеннон допил кофе и громко выдохнул. Он побарабанил пальцами по столу и через некоторое время пробормотал:

— Это все я виноват.

— Как же так вышло?

— Я потерял веру. Думаю, таково мне наказание свыше. Похоже, всех покарали за мой персональный грех.

— Сдается мне, вы перегибаете палку, преподобный. Дело даже не в том, что я на это не куплюсь, потому что неверующий, а в том, что, следуя вашей логике, с тем же успехом это может быть и моя вина.

— Нет. Вы не понимаете.

— Что ж, изложите все так, чтобы даже я понял.

Шеннон кисло улыбнулся и потянулся к пачке «Олд Голд» в руке Джоджо:

— Не возражаете?

— Что за вопрос, угощайтесь.

Преподобный сунул в рот сигарету и запалил ее. Он вдохнул дым и закашлялся, как человек, умирающий от туберкулеза.

— Вообще-то я не курю, — извинился он, когда к нему вернулось дыхание.

— А я почти поверил, — протянул Джоджо.

— Да мне все поверили. Я уж много лет кряду дурачу всех: распинаюсь с амвона, но втайне смеюсь над абсурдностью слов своих. Я лжец, мистер Уокер. Мошенник.

— А вы когда-либо верили всерьез?

— Конечно, — сказал Шеннон, делая еще одну затяжку, мало-помалу привыкая. — Еще когда я был маленьким мальчиком, мне показалось, что однажды я увидел дьявола. Позже рассказал про тот случай дедушке, и он мне глаза открыл. Я встретил самого Сатану; этот подлый древний как мир ублюдок нарисовал мне развилку на дороге и заявил, что я могу выбрать из двух путей — легкого и трудного. Я всегда убеждал себя, что выбрал трудный путь, путь Господа. Впрочем, последние пару лет…