Ричард Длинные Руки - гроссфюрст - Гай Юлий Орловский

— Барон, — сказал я негромко, — надеюсь, вам недаром дали такое славное имя.

Он ответил осторожно:

— Да, оно обязывает ко многому.

— Смелый и быстрый, — сказал я, — прекрасное имя. Мне кажется… вы ему соответствуете. Я бы еще добавил «рэд», потому что вы проявляете мудрость и понимание проблем…

Он смотрел прямо, лицо невозмутимое, только по глазам я заметил, что похвалой все-таки польщен.

— Ваша светлость…

Я бросил быстрый взгляд по сторонам, нет ли кого на расстоянии слышимости, заговорил, понизив голос:

— Мне показалось, что именно вы лучше всех в нашем отряде понимаете опасность и пагубность гражданской войны в королевстве.

— Ваша светлость?

— И потому, — продолжал я, — на вас возлагаю особые надежды. Я поручаю вам отобрать в свой отдельный отряд наиболее быстрых и решительных воинов. Желательно простолюдинов или из разорившихся дворян…

На этот раз он смолчал, только слушал, но и сам пару раз зыркнул по сторонам, не слышит ли кто про особое поручение от сэра Ричарда.

— Как вы понимаете, — сказал я, — не о своем благополучии пекусь, а токмо о благе Варт Генца. Если же заговорщики будут обезглавлены очень быстро… в прямом смысле, сэр Бальдфаст!.. пламя не успеет разгореться, и королевство не будет кормиться в кровавых раздорах.

Он медленно наклонил голову, лицо потемнело, голос его прозвучал мрачно:

— Да минует меня чаша сия, так сказал Господь, восходя на крест… но не миновала. Я понимаю, сэр Ричард, необходимость малой жестокости, чтобы успеть не допустить большую. Не хотелось бы этим заниматься, но… опять вы правы, другие будут действовать строго по правилам… и гражданская война неизбежна!.. В Варт Генце каждый третий против войны с Турнедо, и двое из трех за вторжение в Скарлянды, что значит полную поддержку принца Эразма…

Я спросил быстро:

— А как сами вы?

Он ответил несколько смущенно:

— Скарлянды и мне кажутся более легкой добычей, ваша светлость… Однако король решил идти на Турнедо, я повинуюсь. Да и Турнедо, если честно, все-таки угроза, хоть и не самая близкая, а Скарлянды никогда нам не угрожали и… не смогут. Так что, думаю, нужно сперва с Турнедо решить, а Скарлянды как-нибудь на потом… если не передумаем.

— Благодарю за честный ответ, — сказал я. — Вы правы, Скарлянды можно завоевывать или не завоевывать, но если не помешать Турнедо захватывать земли соседей и усиливаться за их счет, то в конце концов они завоюют и вас. Потому я даю вам право вершить суд быстро и на месте, ответственность беру на себя. Если знатное лицо предстает перед судом, то самое тяжкое наказание, что удается наложить, чтобы не вызвать взрыва возмущения многочисленной и могущественной родни, — это высылка в отдаленные владения и запрет появляться при королевском дворе. А это, как вы понимаете, не есть решение…

Он поклонился.

— Понимаю.

— Действуйте, барон, — заметил я. — Езжайте к своим людям, а то в нашу сторону уже начинают посматривать.

Он вздохнул.

— Теперь все подозрительные…

— Да, поздновато, — согласился я.

Он послушно удалился, я подумал, что этот сценарий я отработал еще в Сен-Мари, затем частично повторил в Савуази, везде сработало, хотя до сих пор чувствую тяжесть в груди, не хотелось бы такое брать на себя, нам всем если бы кто-то сделал за нас, а мы чтоб всегда в белых перьях и никаких кровавых мальчиков в глазах.

По тому же сценарию, доказавшему эффективность, я велел отбирать у всех встречных коней, если те выглядят лучше наших, государственная необходимость, получите назад в столице через два дня…

Так двигались, часто останавливаясь и давая коням передышку, двое суток, граф Фродвин сообщил, что ночью из лагеря сбежало восемнадцать человек, но это хороший признак, идем против короля, струсивших могло быть намного больше.

Вечером на закате вспыхнули пышные необыкновенные облака, весь мир внизу показался крохотным и ничтожным.

Я огляделся, место удобное, велел графу Буркгарту:

— Передайте всем приказ остановиться. Отдых и ночевка.

Он кивнул.

— Да, до столицы еще два конных перехода, не успеваем.

— Вот именно, — согласился я. — Караулы удвоить! Из лагеря никому, если кто попытается — стрелять, а потом спрашивать, зачем и почему.

— Будет сделано, ваша светлость!

Оставив Зайчика в середке лагеря, я бродил между торопливо устраивающимися на ночевку и со стесненным сердцем думал, удастся ли моя отчаянная, просто безумная попытка переломить неудачный для меня поворот событий, очередной неудачный поворот, когда оказываюсь все ближе и ближе к гибели?

Усталых коней поводили по кругу, давая остыть, потом напоили, подвесили к мордам торбы с овсом, и люди расположились вокруг костров, жар от огня разгоняет кровь по телу и заставляет его восстанавливать силы быстрее.

Арнубернуз, Фродвин и Габрилас беседуют у шатра Арнубернуза, подозвали Елиастера и Фитцуильяма. Интересно, кем был его отец, что сын носит гордое имя «Сын Вильяма»?

К ним подбегали младшие командиры, я сходил к Зайчику, сообщил, что я его люблю, наконец ко мне подошел несколько смущенный Арнубернуз.

— Сэр Ричард… У нас весьма деликатный вопрос…

— Да, слушаю.

Он внимательно взглянул в мое настороженное лицо, оглянулся на своих ратных друзей.

— Собираетесь ли бросить все войско на королевский дворец?

Я полюбопытствовал:

— У вас есть идеи получше?

Он покачал головой:

— Не то чтобы идеи… но во дворце или вокруг него войск не будет много, там они просто не поместятся. Мы сошлись во мнении, что основная часть отрядов, охраняющих принца… сосредоточится между дворцом герцога Людвига фон Эрлихсгаузена и большим домом графа Брайана, у них и в столице обширные владения, несмотря на исполинские земельные угодья.

Я кивнул.

— Прекрасно! Вы берете на себя эту самую трудную задачу. А я беру то, что полегче: ворваться в королевский дворец и задать там вопросы…

Он вздохнул с немалым облегчением.

— Мы надеялись, что вы именно так и ответите!

— Люблю оправдывать ожидания, — сказал я любезно.

Среди ночи я подошел к дремлющему у костра барону Бредли, тихонько тронул его за плечо.

— Сэр Бальдфаст… увы, пора. Прикажите трубить подъем! Общий.

Он вздрогнул, посмотрел на меня ошалелыми глазами.

— Но сейчас только полночь!

— Прекрасное время, — сказал я с чувством. — Барон, мне тоже жаль усталых людей. Но… надо.