Флейта гамельнского крысолова - Мария Спасская

– Так это вы! Как вы могли? – резко останавливаясь, возмутилась я. – Отобрали у меня сумку, как какой-то бандит.

– А как с тобой прикажешь разговаривать? В «Гамбринус» ты не хочешь идти, катакомбы осматривать тоже. Должен же я был заглянуть в твою сумку и убедиться в причастности к убийствам.

– Нет никакой причастности. Добрыня – это мой бывший парень. Он готовится к апокалипсису и присматривает местечко, где это дело можно пересидеть. Для того и скачал из интернета карту московских подземелий. А крестом отметил место, где ему настучали по голове. Он парень здоровый, но все равно получил. После этого решил уехать подальше от Москвы, заявив, что тут упыри на каждом шагу.

– Могу я поговорить с твоим дружком?

– Говорю же, он уехал.

– Далеко?

– В Карелию.

– А что, по радио передавали, что в Карелии отменили конец света?

– Вопрос не по адресу, – буркнула я, продолжая стоять на месте и колупать ногтем старинный кирпич.

– Ладно, пошли, – скомандовал Андрей Сергеевич, устремляясь вперед.

Я оставила в покое каменную кладку и, шатаясь от слабости и шума в ушах, побрела следом за участковым, подсвечивающим дорогу мощным фонарем.

– Что за дрянь вы мне вкололи? – вяло поинтересовалась я.

– Слабенькое снотворное, скоро отпустит, – безмятежно откликнулся Ласточкин, уверенно шествуя вперед.

Надо отдать должное, катакомбы и в самом деле он знал хорошо. Наклонив головы и следуя за кругом света, мы прошли узкими коридорами и оказались в просторном сводчатом зале. Андрей Сергеевич направился к дальнему концу зала и, приблизившись к стене, ткнул в кладку пальцем.

– Вот. Читай. Под этой самой надписью и нашли задушенную девчонку, на этом вот самом матрасе.

И в самом деле. «Добрыня плюс Берта».

– Ну, что ты теперь на это скажешь?

– Милый, милый Добрыня, – выдохнула я. – Надо же, нацарапал такой трогательный пост!

– Эх, бабы-бабы! – Участковый плюнул в сердцах себе под ноги. – Нет в вас логики!

Растроганная до глубины души, я в первый момент не обратила на предмет на земляном полу никакого внимания, однако, опять скользнув взглядом, замерла, боясь поверить в увиденное.

– Андрей, – осторожно позвала я.

– Чего тебе? – нехотя отозвался участковый.

– Идите сюда, Андрей!

Он неохотно приблизился, светя перед собой фонарем, и я попросила:

– Посветите на пол!

Круг света пробежал по земляному полу и замер на белых треугольниках использованных салфеток. До сих пор я видела только одного человека, складывающего салфетки в треугольники.

– Вы можете пробить адрес, если я знаю, как зовут человека и укажу его особые приметы?

– Что за человек? – насторожился Ласточкин, не понимая, к чему я клоню.

– Видите использованные салфетки? – начала я.

– И что? Точно такие эксперты забрали на исследование. Подожди. А эти как здесь оказались? Эксперты все до единой забрали, это точно.

– Я знаю, кто оставляет эти салфетки. Это Валера. Парфюмер. Он приходил вчера в «Секонд-хенд».

– Валера? Я знаю этого клоуна, как облупленного! Давно у меня на карандаше да прижать его не за что. И где он живет, я отлично помню, так что не надо ничего пробивать.

Участковый уверенно двинулся по узким земляным переходам, я припустила за ним.

– Может, подкрепление вызовем? – на всякий случай уточнила я.

– Да нет, не надо, – отмахнулся Ласточкин. – Я должен сам это дело раскрыть.

– Я тоже должна раскрыть сама, – пробормотала я.

– Что?

– Да так, ничего.

Пройдя вереницу коридоров, мы выбрались на поверхность через подвал котельной, расположенной в глухом дворе. Даже если бы нас в этот момент кто-нибудь увидел, принял бы за влюбленную парочку, не побрезговавшую уединиться в столь экзотическом месте.

– Он на первом этаже старого доходного дома живет, квартира хорошая, большая, – по пути рассказывал участковый. – Да, кстати, это тот самый дом, где «Секонд-хенд». Только подъезд с противоположной стороны расположен.

Интересно, почему после пропажи алмаза не рассматривали в качестве подозреваемых жильцов этого дома?

– Что характерно, Валера не всегда был таким. Он Кавказ прошел, сам воевать отправился, по контракту, хотя папа его отговаривал. А потом в психушку загремел. После дурдома вышел таким вот Валерой. На самом деле сменил ориентацию или заделался бисексуалом – не знаю. Но глаз с него не спускаю, ибо потенциально криминогенный элемент.

Так, за разговорами, мы перешли дорогу и свернули к дому, другой своей стороной выходящему на Покровку. Вошли в подъезд, поднялись по пяти ступенькам на площадку первого этажа и позвонили в дверь. На звонок никто не ответил, хотя за дверью слышалась возня. Ласточкин нажал на кнопку звонка еще раз и так держал, пока не побелел палец. Отпустив, он постучал в дверь, громко крикнув:

– Валера! Открывай! Это Ласточкин, участковый!

– А дядя Валера с мамой в комнате заперся и не выходит, – раздался из-за двери тонкий детский голосок. – Мы стучали и плакали, а мамы все нет и нет!

– Вот, зараза! – скривился участковый. И ласково спросил: – Тебя как зовут?

– Кирюша Руев, – прохныкали из-за двери.

– Кирюшенька, открой замочек.

– Я не могу, мы заперты на ключ, а ключ дядя Валера унес с собой в другую комнату. Мы стучим, а он не отвечает.

В квартире заплакали на разные детские голоса, и Ласточкин заметался по лестничной площадке.

– Это дети Нади Руевой! Значит, там восемь малышей!

– Надо вызывать наряд, – констатировала я. – Пусть дверь ломают.

– Какой, на хрен, наряд! Пока приедут, он с Надеждой и ее ребятишками черт знает что сотворит!

Гордо неся рыжую голову, из приоткрытой двери подвала вышел красавец кот огненной масти. Привлекая внимание, потерся о мои ноги – наверное, именно о мои потому, что я стояла на месте, а участковый Ласточкин в смятении расхаживал по лестничной площадке. Потерся – и развернулся в сторону подвала. Оглянулся, кинув на нас призывный взгляд разных глаз – правого – янтарного, в цвет его шерсти, и левого, светло-серого, такого прозрачного, что казалось и нет его вовсе, и неторопливо проследовал в подвал.

– Это Рыж-Пыж, я его знаю, – вспомнив рассказ Нины, оживилась я. – Он хочет, чтобы мы пошли за ним.

Кот явно именно этого и хотел. Он еще раз оглянулся, словно убеждаясь, что его поняли, и медленно двинулся в глубину темного подвального помещения.

– Надо идти за ним, – настойчиво повторила я.