Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

— И свалилась, — усмехнулся нехорошо поручик.

— Вы вроде довольны, барон, — сказал капитан и крикнул: — Отставить огонь!

Пушки смолкли. От панорам подымались феерверкеры; всматривались в процессию, видя кресты и позолоту риз, крестились, бормотали молитвы.

— Оч-чень доволен, — сжал тонкие губы поручик. — Особенно тем, что и поместье и дом в Петербурге шляпой накрылись.

— Слава богу, я не обременён этим, — сказал капитан. — Терять мне нечего, кроме живота своего. Идёмте, послушаем, что будут петь святые отцы.

Офицеры вышли перед батареей. Процессия встала перед ними. Священник Сахновский приятным баритоном заговорил:

— Православные воины, ратоборцы чадолюбивые, смилуйтесь над градом нашим к вашим стопам поверженным, ибо поражаете вы молнией вашей не врагов, а детей и женщин ни в чём неповинных, разрушаете их домы и очаги.

— Ну что, барон, скажешь? — спросил капитан.

Поручик неожиданно направился к Сахновскому, снял фуражку, перекрестился и приложился губами к Богородице.

— Не стреляйте, капитан, — сказал он и, надев фуражку, направился к лошадям. — Я скоро.

— Вы к полковнику?

— Нет, к Владимиру Зиновьевичу.

— Угу, — проворчал капитан. — Генерал ждёт не дождётся тебя. Он поди опять с Бахусом беседует.

Увы, запои Май-Маевского не были секретом для его подчинённых, да и для самого главнокомандующего Деникина, пока прощавшего эту слабость удачливому воину.

— Ну что, святые отцы, — сказал капитан. — Мы, чай, православные не турки какие, вполне понимаем вас и сочувствуем. Но ежели хоть один выстрел прозвучит по нашим солдатам...

— Не случится этого, господин офицер, так как лишь дети и женщины остались здесь, да дряхлые старики.

Капитан оглянулся, увидев фельдфебеля, махнул ему рукой: подойди. Тот приблизился:

— Отправь посыльного к чеченцам, пусть входят. Да нашим вели запрягать першеронов.

— А вдруг барон не привезёт согласия на прекращение огня? — усомнился фельдфебель.

— Привезёт, куда он денется, чай, племяш генералу. Уговорит.

Уже после того, как войска заняли Гуляйполе, поручик привёз разрешение на прекращение огня взамен на контрибуцию в два миллиона. «За такие деньги, — подумал капитан, — и я бы уговорил этого алкоголика. Впрочем, если б меня к нему допустили».

В штабе Махно, расположившемся в селе Покровском, 27 января собрались командиры на совещание полков и отрядов. Открыл совещание начальник штаба Белаш, дав краткое освещение обстановки:

— Все вы, товарищи, видимо, почувствовали некоторое затишье в стане белых. Это и подвигло нас созвать командиров. По разведданным, десанты генический и мариупольский, которые выбили нас из Гуляйполя, сейчас поворачивают на Юзовку и Макеевку. Это связано с тем, что над Донбассом с севера нависла Красная Армия, и Деникин, естественно, не хочет терять его. Приспела пора и нам наступать и бить по хвостам полки Май-Маевского.

— Чем бить-то, палками? — спросил Куриленко.

Белаш понимал правоту молодого командира, но ответил серьёзно:

— Тебе, Василий Васильевич, как кавалеристу сподручней саблей. Сегодня, товарищи, мы имеем 29 тысяч вооружённых бойцов и около 20 тысяч невооружённых в резерве. С оружием у нас настоящий зарез, я уже не говорю о патронах. Но есть надежда, что Красная Армия поможет нам в этом смысле. Я думаю, об этом лучше меня расскажет Нестор Иванович, лично осуществляющий связь с Советами. Пожалуйте, батька.

— Товарищи, ещё в Гуляйполе я получил телеграмму от Дыбенко, в которой он сообщал об успешных совместных действиях его отряда с нашими повстанцами в боях за Синельниково и он просил меня прислать для согласования полномочного представителя. Я послал к нему Чубенко с правом решать вопросы военного характера и просить у них оружие и патроны, совершенно не касаясь вопросов политических.

— Это почему же? — спросил Дерменжи.

— А потому что мы — анархисты с большевиками стоим на противоположных позициях в вопросе о власти.

— Погоди, расколошматим Деникина, тогда и будем решать этот вопрос.

— Я тоже так думал, товарищ Дерменжи, но вот свежее свидетельство, что большевики думают иначе. Харьков совместно с Красной Армией освобождал и анархистский полуторатысячный отряд под командой Чередняка, в своё время в Макеевке организовавшего красногвардейский отряд. И что бы вы думали? Ещё не начинались торжества по поводу победы, как анархистский отряд был окружён красноармейцами, разоружён, а Чередняк со всем штабом арестован, посажен в тюрьму и там ждёт суда. Вот так, товарищ Дерменжи. И ты не хуже меня знаешь будущий приговор военного большевистского трибунала. За что, скажем, Вася Куриленко, следуя запорожским обычаям, сыплет провинившемуся бойцу тридцать плетей, за то большевистский справедливый суд ставит к стенке.

— Так надо протестовать, — сказал Дерменжи.

— С нашим протестом, дорогой товарищ, комиссар сходит до ветру, и только. Я посылаю в Харьков не протест, а своего начальника штаба Виктора Белаша выручать нашего товарища. И надеюсь, он выполнит поручение.

— Постараюсь, — сказал Белаш.

В комнату заглянул Лютый:

— Нестор Иванович, к телефону.

— Кто звонит?

— Чубенко из Нижнеднепровска.

— Отлично, — обрадовался Махно. — Ждите меня с новостями.

Он вернулся через четверть часа, потирая руки:

— Ну, кажется, Дыбенко умный парень. Жаль не анархист, впрочем, у него отряд из матросов, а эти к анархии весьма склонны. Он обещает нам бронепоезд, 10 тысяч винтовок, 20 пулемётов, патроны и батарею трехорудийного состава.

— Обещанного три года ждут, — скривил рот в усмешке Щусь.

— В самом деле, почему обещает, а не даёт сразу? — сказал Белаш.

— Его база отстала, где-то в пути. Прибудет в Нижнеднепровск, и Чубенко всё это получит. Послушай, Семён, что там случилось у тебя в Александровске ?

— A-а, ерунда, — отмахнулся Каретников. — Не успели мы его взять, как там уже явилась власть. Совет какой-то. Ну хлопцы разозлились: мы, мол, города берём, а они сразу за власть. Ну и разогнали этот Совет, образовали свой повстанческий ревком.

— А Совет-то был из большевиков, между прочим.

— А мы не спрашивали, дали по шеям и годи.

— Вот Дыбенко и являл недовольство Алексею этим эпизодом. Правда, весьма мягко, пожурил только. Ну оно и понятно, он без нас не сможет взять Екатеринослав. Придётся тебе, Семён, помогать Дыбенке.

— Даст патронов, отчего не помочь, — согласился Каретников.

— А я думаю, — сказал Щусь, — надо послать делегацию в Харьков к главнокомандующему, у него и просить патроны. Мы, чай, с ними одно дело делаем, метелим белых.