Трое - Алайна Салах

— Я не виню тебя…. Все, что я наговорила в тот день про друзей и твою занятость — это полная чушь. Прости меня… пожалуйста… Мне было так плохо, больно и страшно… Хотелось кого-то обвинить… И я тоже не могу себя простить за то, что была слабой … За то, что утаивала… Мне невыносимо жить, зная, что я испортила все сама. Что могла рассказать тебе о том, как он смотрит и какие вещи говорит… Не ответить на тот поцелуй… И тогда все было бы по-другому. Я о стольком жалею… Вижу столько своих ошибок… Мне так страшно, что я никогда не получу шанса их исправить. Что в один прекрасный день ты поймешь, что не можешь, и я до конца своей жизни останусь со своей разбитой любовью и виной. И что ты никогда не узнаешь степень моего раскаяния, и что никогда не поверишь, что я больше никогда тебя не предам. Тот день был ужасным. Он делал мне больно, а я даже сказать об этом никому не могу… Потому что знаю, что сама… я сама… И ты единственный человек, в чьем утешении я нуждаюсь, и при этом знаю, что рассчитывать на него не вправе. Мне страшно, что тот день и моя вина когда-нибудь выжгут меня дотла.

Из-за слез перестаю видеть, из-за спазмов в горле лишаюсь способности дышать. Я не сразу понимаю, почему груди и позвоночнику внезапно становится тепло, а когда понимаю, начинаю рыдать громче. Мирон обнимает меня обеими руками, прижимает к себе. Я чувствую его горячее дыхание на своих волосах, слышу успокаивающий шепот, ощущаю быстрые поцелуи.

— Ты не виновата, что он такой. И он больше к тебе не подойдет. В этом ты можешь быть уверена.

Мои боль и вина непрекращающимся потоком вытекают из глаз, оставаясь на его футболке. Я знаю, что больше никогда его не подведу. Просто пусть он еще раз сможет мне поверить.

— Когда ты познакомишь меня со своим парнем? Надоело носом к окну прижиматься, чтобы его разглядеть.

Я в последний раз поправляю укладку, которой посвятила двадцать минут, и поворачиваюсь к Лене, вопросительно смотрящей на меня с дивана.

— Познакомлю, когда придет время.

Если оно придет. Каждая наша встреча с Мироном, каждое прощание возле моего подъезда сродни ходьбе по тонкому льду. Мне страшно, что в одну прекрасную секунду я с головой провалюсь в ледяную воду и захлебнусь. Это мешает мне полноценно жить, даже несмотря на то, что мы с ним видимся каждый день. Поэтому вчера я сказала себе «стоп». Между нами все изменилось, и если я хочу дать себе шанс вновь стать счастливой, мне нужно учиться мыслить по-другому. Как бы устрашающе это не звучало, сейчас мой единственный выход — перестать заглядывать в будущее. Я устала бояться, устала перед сном прокручивать в голове каждую сказанную фразу в поисках несовершенств, устала анализировать. Я хочу попробовать наслаждаться каждой прожитой минутой рядом с ним и при этом оставаться собой. Ведь если у нас не получится склеить отношения заново, я все равно не буду к этому готова, а если моему сердцу суждено быть разбитым, то в моем памяти останутся эти дни, незамутненные сомнениями и страхами.

— Он хотя бы красивый? — не унимается Лена. — Машину я уже оценила.

Я затягиваю ремешок на босоножках и, оставив ее вопрос без ответа, толкаю дверь. Конечно, он красивый. Самый красивый мужчина на земле.

— И когда ты уже не придешь ночевать домой? — несется мне в спину. — Твой целибат затянулся.

*********

— Как прошел твой день? — спрашивает Мирон, пока мы неторопливо движемся в привычной вечерней пробке.

Сегодня наше свидание включает в себя поход на спектакль Гришковца, которого, как я помню, любит Мирон. Билеты я впервые купила на собственные деньги.

— Случилось страшное. Ксюша, про которую я тебе рассказывала, отправила мне на рабочую почту видео с голыми танцующими парнями. Я в ответ написала ей что-то вроде: «Потерпи, извращенка. До конца рабочего дня осталось всего пара часов». И только когда отправила, увидела, что письмо ушло генеральному.

Мирон усмехается.

— Директор вызвал тебя на ковер? Это очень обидно, когда сотрудники считают часы до конца рабочего дня. Куда приятнее думать, что они наслаждаются процессом.

— Через минуту мне пришло ответное письмо со знаками вопроса. Я чуть со стыда под землю не провалилась.

Я снова чувствую волнительное дребезжание в груди и в животе — точно такое же как в дни наших первых свиданий. Мирон задавал вопросы, а мне всегда было что ему рассказать. За время сидения дома я стала терять возможность делить новым, а потому сейчас наслаждаюсь его вниманием. Вряд ли мои офисные истории кажутся ему очень занимательными, но я благодарна за то, что он слушает их без намека на снисхождение.

Театральный центр на Страстном мы покидаем спустя три часа вместе с толпой других зрителей, оживленно обсуждающих спектакль. Ценители, включая Мирона, остались в восторге, что же до меня, то я сейчас я окончательно себе признаюсь, что до такого формата театра пока «не доросла» и, скорее, предпочла бы пойти в кино.

— Голодна? Заедем куда-нибудь перекусить?

Я морщусь и мотаю головой, на этот раз совершенно искренне.

— Тех бутербродов из кафе было достаточно. Я и так еле дышу.

Мирон кивает и берется за ручку Мерседеса, разблокируя двери.

— Тогда отвезу тебя домой. Почти одиннадцать, а тебе рано вставать.

Я мгновенно жалею о том, что отказалась от возможности провести больше времени вместе, но противоречить самой себе не решаюсь, и занимаю пассажирское сиденье.

Дорогой до моего дома мы слушаем музыку. Мирон рассказывает, что это новый микс его друга-диджея, проживающего в Лондоне, который этой осенью собирается приехать в Москву с гастролями.

Наверное, я никогда не смогу сравняться в этом с ним: в умении находить общий язык с людьми из самых прогрессивных слоев, в тяге к новому, в широте кругозора. Могу только стремиться, но даже если нам не удастся выйти на один уровень, то пусть так и останется. Ведь главное он мне сказал: я полюбил меня такой, какая я есть. Мне просто нужно постараться занять комфортную для себя нишу.

— Спасибо, что довез, и за вечер, — я улыбаюсь Мирону, который по обыкновению вышел из машины, чтобы меня проводить.

В вечерней темноте его лицо еще больше меня завораживает. Я могу сколько угодно себя убеждать, что мне достаточно и того, что мы просто находимся вместе: ходим в кино, по ресторанам, гуляем, но сейчас, когда он стоит так близко, а единственный источник света — это тусклый дворовый фонарь, всего этого мне катастрофически мало. За год отношений мы занимались сексом более тысячи раз, а целовались — в десятки раз больше, но именно сейчас я отчаянно жажду наш первый тысячный поцелуй так сильно, что сводит губы.

Поэтому, когда Мирон подходит так близко, что между нашими телами практически не остается зазора и когда его дыхание касается моего подбородка, я начинаю дрожать. Сейчас этот поцелуй больше, чем влажное касание языка, больше, чем любимый вкус во рту, больше чем эйфория и возбуждение. Для меня это знак того, что всю эту неделю мы не стояли на месте, а понемногу шли вперед.