Пламя клинка - Денис Чекалов

Заслышав их, узник поднял было глаза, потом еще глубже забился в угол.

К своей миске с кашей он не притронулся.

— Третье письмо вчера написал государю-императору, — негромко доложил свирфнебблин. — Все просит, чтобы дело его боярское собрание слушало.

Тюремщик пожал плечами.

— Мы, конечно, письма эти не отсылаем, тут же, в печи, и жжем.

— Да ну? — недобро прищурился розыскной.

Свирфнебблин мрачно поглядел на него.

— Согласно уставу, — отвечал он. — А мало ли, какое проклятие али болезнь моровую с этим письмом колодочник перешлет.

Добавил злорадно:

— Правила у нас четкие, и мы их все соблюдаем.

Улхарь был очень собой доволен, что так отбрил розыскного; однако Димитрис уже не слушал. Он подошел к решетке, и в глазах его на краткий миг мелькнуло сочувствие.

— Твой приговор? — спросил он.

— Вечное заключение, — ответил быстро свирфнебблин.

Ни к чему, чтобы офицер с колодником говорил — не положено, да и пример плохой.

— Я на него две руны молчания наложил, — пояснил тюремщик. — А то шумит, того, работать мешает.

Димитрис коснулся холодной ржавой решетки.

Узник поднял глаза, и бесконечная боль отразилась в них.

— Помни, — сказал ему офицер негромко, — здесь невиновных нет. Раз попал в кандалы, то уже виновен; единственный твой выход — раскаяться.

Пленник встал.

Но Димитрис взмахнул рукой, и грязные железные цепи, глухо зазвенев, натянулись, узнику пришлось сесть.

— Не спорь со мной, — глухо произнес офицер. — Все считают, что невиновны, это еще ничего не значит. Подай прошение в рекруты. Много солдат на войне погибло, там нужны добровольцы.

— Как же?! — забормотал свирфнебблин. — Знаем мы, куда пошлют этих добровольцев — на Черную Реку, в зараженные города.

Он тоже подошел к камере и взмахнул рукой.

— Знай, это смертный приговор! Никто оттуда живым еще не вернулся. Лучше уж тут сиди. Койка есть, жрачка есть, крыша не протекает, чего тебе еще?

— Свобода, — сказал Димитрис. — Лучше жить свободным и умереть, чем всю жизнь прогнить пленником.

— Глупости, ваше благородие! — возмутился Улхарь. — Кому свобода нужна? Выжить любой ценой, вот что самое главное; и каша-то у нас неплохая, сами едим.

Он и сам не мог объяснить, с чего вдруг принялся спорить. Просто все в новом розыскном его раздражало — и молодость, и стремление поступать по правилам, и вера в нелепые идеалы.

— Лучше хоть тут, но жить, — заявил свирфнебблин, — чем сдохнуть в проклятой крепости.

— Это уже ему решать, — ответил Димитрис и перешел к другой камере.

Там, на полу, на куче соломы, сидел огромный детина. Свежий шрам рассекал лицо. Руки и ноги были прикованы к полу — так, чтобы узник не мог даже приподняться.

— Разбойник, — сказал свирфнебблин. — Много душ загубил, да еще насмехался над государем-императором. Завтра казнят на дыбе.

— Здесь пропустил, — бросил Димитрис кратко.

Показал на пустую миску колодника.

— Немедля неси еду.

— Помилуйте, ваше благородие.

Надзорщик засуетился.

— Зачем ему вдруг еда? Все равно же завтра казнят шишижника, так чего кашу переводить?

Димитрис замер.

Обернулся к тюремщику, и бешеный гнев сверкнул в глазах розыскного.

— Если положено по закону кормить темничников, так корми, или вы, стервецы поганые, на этом и наживаетесь?

Кровь отхлынула от лица тюремщика.

— Знаешь, что это? — прошипел Димитрис. — Кража пайка, а значит, расхищение государевого имущества. За такую растрату вечное заточение или дыба.

— Помилуйте, ложка каши, — захлебнулся страхом тюремщик.

Нажиться на ней, конечно, было немыслимо.

Но съесть паек приговоренного к смерти — дело святое. Все равно тот никому не пожалуется.

— Так вот, по ложке каши страну и разворовали, — тихо произнес Димитрис, и свирфнебблина бросило в холодный пот. — Быстро принести ему миску, и чтобы больше такого не было.

Тюремщик кинулся исполнять.

— Я проверю! — рыкнул ему вслед офицер. — Не важно, чья будет смена, все равно спущусь и проверю.

Громко лязгнул замок, и свирфнебблин открыл тяжелую дверь темницы. Взял миску с кашей из камеры казнокрада и поставил смертнику.

Ржавые цепи туго натянулись, прижав разбойника к полу так, что он не мог даже пошевелиться. Узы ослабли только после того, как тюремщик вышел из камеры и снова запер ее.

Великан кинулся к миске и стал жадно есть, загребая кашу руками, даже не поглядев на деревянную ложку.

«Словно он не знает, что завтра будет казнен», — подумал молодой офицер.

— Тому потом принесу, — пояснил тюремщик. — Авось успеет одуматься и поест. Ему-то всю жизнь сидеть, силушка еще пригодится.

Внезапно Димитрис замер…

Лицо его нахмурилось, ладонь опустилась на рукоять меча.

— Это еще что? — негромко прорычал он.

Надзорщик подошел ближе.

— Кровь на стенах разбрызгана, — сказал офицер. — Стены в двух местах поразбиты. Что вы тут, поганцы, устроили?

— Я что? Да я ничего, — испугался Улхарь. — Давеча к нам колдуна привезли, матерый! Три руны бессилия на него наш маг наложил, а тот все равно вырывался, выл, Молчана вон покусал.

Свирфнебблин посмотрел на дальнюю камеру.

В полутьме острога, отсюда ее почти не было видно.

— Да как же его поймали?

Димитрис хорошо знал, что черного колдуна скрутить не так-то легко.

— Случайно, — отвечал Улхарь. — У Барсучьего моста дело было. Шайка там разбойничать стала, вот и послали туда из местных котерию.

Офицер лишь покачал головой.

От этих увальней всегда больше вреда, чем пользы.

— Дьяк приходской маленько переборщил, когда готовил сонное зелье. Банду нашли в пещере. Кинули внутря скрынку, дым повалил оттуда, да все разбойники тут же и окочурились.

Тюремщик провел пальцами по усам.

— Пристав, что вбежал первым, тоже помре. Ну, спустя час вошли, головы мертвецам порубили, а этот, глядят, лишь спит! Они его быстро в цепи и сюда, пока не очнулся. Хорошо еще, что проснулся здесь, а не по дороге; тут везде охранные заклинания, а в лесу бы просто всех перерезал да сбег.

Димитрис подошел к камере.