Лукреция Борджиа - Сара Брэдфорд

Несмотря на прощальные слова Бембо. обращенные к Лукреции в январском письме 1504 года, она продолжала с ним переписываться. Бембо все еще посылал издалека романтические письма, обращаясь к ней как к «f.f.», но уже не навещал, ссылаясь на «недомогание». В конце мая она тоже «недомогала». Очень возможно, что тогда у нее случился выкидыш. В июле он планировал навесить ее в Ферраре, но все оттягивал, так что она не вытерпела и уехала в Модену в то самое время, когда он совсем уже собрался. И он удалился на свою виллу в Падуе, «чтобы закончить те вещи, которые я для Вас начал, — написал он ей. — если вдруг ощутите в ушах Ваших звон, то это значит, что я общаюсь со всеми темными силами, ужасами и слезами Вашими или пишу о Вас то, что прочтут через сто лет после нашей смерти». Вероятно, он имел в виду «Азоланские беседы», когда писал Лукреции письмо, датированное 1 августа 1504 года. Эрколе Строцци по-прежнему был посредником между влюбленными, а со стороны Лукреции участвовали ее придворные дамы — Никкола, вышедшая замуж за феррарского аристократа ди Тротти, Елизавета Сиенская и мадонна Джованна. В качестве гонца выступал еще один друг Бембо, Альфонсо Ариосто, родственник Лодовико. «Альфонсо Ариосто, — писал Бембо, — ужасно хочет с Вами познакомиться и засвидетельствовать свое почтение. В его груди горит костер, а воспламенили его Ваши несравненные достоинства: я столько ему о Вас рассказывал…» В конце сентября Лукреция послала Бембо стихотворение общего их друга, Антонио Тебальдео, ставшего ее секретарем. В октябре Бембо написал, что собирался приехать к ней в Феррару, но услышал, что Гонзага будет там в связи с серьезным рецидивом болезни герцога Эрколе, и это обстоятельство помешает выказать ей свое почтение «так неторопливо, как мне бы того хотелось».

Длинное и очень интересное письмо из Венеции, датированное февралем 1505 года и адресованное «Мадонне N» (Никкола Тротти), предназначенное, однако, Лукреции, кажется, свидетельствует, что Бембо с ней все-таки повидался, и страсть их вспыхнула с новой силой. «За всю мою жизнь, — написал он, — не получал я еще такого чудесного письма, как то, что Ваша Светлость отдали мне при прощании. Я уверился в том, что я Вам небезразличен… Вы должны знать: с первого часа, как я Вас увидел. Вы поселились в моем сердце и никогда уже его не покинете…» То, что любовь их была «несчастной», лишь придавало ей очарования.

Несомненно, Бембо сильно тревожился из-за того, что переписка их будет раскрыта. «Более всего, — умолял он ее, — будьте осторожны: пусть никто не узнает и не обнаружит Ваших мыслей, иначе тропинки, по которым прокладывает себе путь наша любовь, будут еще недоступнее, чем сейчас. Никому не доверяйте, ни единому человеку. Я приеду к Вам перед Пасхой, если буду еще жив…» Предъявителю его письма она могла верить и через него же передать ответ. «Прошу Вас, сделайте это, поскольку у нас нет возможности прямого общения, то Вы должны подробно написать мне обо всех происходящих с Вами событиях, поведать обо всех Ваших мыслях, рассказать мне, человеку, которому Вы доверяете, что Вас волнует и что приносит успокоение. И непременно соблюдайте осторожность, поскольку мне точно известно, что за Вами пристально наблюдают». Поцеловав «одни из прекраснейших, самых ярких и прелестных глаз, которые пронзили меня в самое сердце, став первой прекрасной, но не единственной причиной моей страсти», он попросил ее принять от него образок с изображением агнца, который ранее носил он на груди. «Если не можете носить его днем, то, из любви ко мне, надевайте его иногда на ночь, чтобы он лежал на нежном алтаре Вашего сердца. Я с радостью отдал бы жизнь за то, чтобы поцеловать это сердце. По крайней мере я буду счастлив от мысли, что образок с моей груди перекочует на Вашу…»

Похоже, Бембо все-таки виделся с ней однажды в апреле, как и обещал: он проезжал через Феррару по дороге в Рим как участник посольской делегации от Венеции. Возможно, повстречался с ней и на обратном пути в июне: тогда в Мантуе его должны были представить Изабелле. С уверенностью можно сказать лишь то, что с тех пор Лукрецию он больше не видел, хотя до самой ее кончины они время от времени переписывались.

Шесть лет провел Бембо при дворе Урбино. Кастильоне в книге «Придворный» изобразил его среди персонажей, рассуждающих о любви. Оставшуюся жизнь поэт прожил в Риме, где стал секретарем папы Льва X.

Лукреция, или «f.f.», брала на себя огромный риск, вступая в эти взаимоотношения, даже если, по модной традиции «придворной любви», они были скорее платоническими. Об их романе знали несколько человек — ее придворные дамы, Никола и Джованна, Эрколе Строцци и Альфонсо Ариосто. Эсте в подобных ситуациях имели репутацию людей безжалостных. Одна из четырех башен замка, Маркезана, та самая, где были апартаменты Лукреции, стала свидетельницей любви, закончившейся трагически, — любви Уго и Паризины. За восемьдесят лет до Лукреции, в ночь 21 мая 1425 года, дед Альфонсо, Никколо III д'Эсте, приказал обезглавить в подземелье замка вторую свою жену. Паризину Малатеста, и любимого внебрачного сына, Уго Альдобрандино, за то, что они совершили адюльтер. Но к опасности Лукреция, как истинная Борджиа, уже привыкла. Возможно, даже испытывала от этого особое удовольствие: с ее опытом и обаянием она могла справляться с трудными ситуациями.

Когда роман ее с Бембо начал увядать, Лукреция вступила в совершенно иные и гораздо более смелые отношения. Впервые она встретила Франческо Гонзага — героя битвы при Форново, — когда в марте 1496 года он проезжал через Рим и нанес визит ей и Чезаре. Тогда она была еще графиней Пезаро. Франческо родился в Мантуе в 1466 году. Отцом его был Федерико I, третий маркиз Мантуи, матерью — Маргарита Виттельсбах[44]. В права наследства он вступил, когда ему еще не исполнилось восемнадцати, а на шестнадцатилетней Изабелле д'Эсте женился в 1490 году. Красотой он не отличался: это можно увидеть, взглянув на бюст работы Хуана Кристофоро Романо в герцогском дворце Мантуи. Мы видим человека сладострастного, с полными, чувственными губами, выпуклыми глазами и густыми, жесткими волосами. Хотя он и патронировал Андреа Мантенью, художником, писавшим великие картины для семьи Гонзага, интеллектуалом Франческо не слыл. Самым большим его увлечением, помимо секса, были лошади. Конюшня его прославилась на всю Европу. Гонзага оказывался победителем на всех скачках Италии. Как и большинство аристократов своего времени, помимо военных дел и политики, он занимался лошадьми и охотился с собаками и соколами. Франческо отличали несомненный талант военного и невероятная сексуальность. До 1497 года он открыто держал любовницу, Теодору Суарди, которая родила ему троих детей. К стыду Изабеллы, он часто появлялся с Теодорой на публике. Его сексуальные пристрастия не ограничивались женой и любовницей — он любил молоденьких девушек, которых впоследствии выдавали замуж за покладистых мужчин. Не меньшим спросом пользовались у него юные мальчики. Лодовико (Виго) ди Кампосампьеро, с которым несколько лет он поддерживал скабрезную переписку, был его сводником, а потому Изабелла с полным основанием могла его ненавидеть. Одной из задач Виго была поставка для Гонзага мальчиков. В октябре 1506 года, когда Франческо принимал участие в очередной кампании, Кампосампьеро написал ему из Рима, что вышлет ему мальчика: «Так как Вы сейчас на войне и лишены обычного комфорта… возможно. Вы сочтете его не слишком красивым, но тем не менее он в Вашем распоряжении…»