Новый Рим на Босфоре - Алексей Величко

Поэтому, организуя скрытые (пока еще) гонения на христиан, Юлиан был всерьез озабочен тем, чтобы вырвать из их рук дела народного призрения. В письме к верховному жрецу Египта Арсакию он пишет: «В каждом городе устрой достаточное число странноприимных домов, чтобы чужеземцы воспользовались нашим гостеприимством, и не только те, которые принадлежат к нашей вере, но все, кто нуждается в помощи. Мной приняты меры относительно средств к содержанию». А в письме к верховному жрецу Азии он сетует на то, что «в то время, как приверженцы ложных учений (то есть христиане. – А. В.) оказываются такими ревностными, что готовы пожертвовать за свою веру жизнью, выносить всякую нужду и голод, мы же оказываем такую холодность к богам, что совсем забыли отеческие законы»[384].

Но, в отличие от христианских пресвитеров и епископов, языческие жрецы спешили наложить руки на те средства, какие Юлиан выделял им для благотворительной деятельности. Кроме того, не умея и не желая любить ближнего, они искренне недоумевали, почему столь большие деньги должны быть потрачены на нищих и бродяг. В общем, и эта затея Отступника в целом не удалась.

Помимо этого, христиане утратили ставшие уже привычными общественные права и государственное довольствие. Клир был лишен хлебных даров, до сих пор регулярно выделяемых из казны, епископы потеряли судебную власть и право пользоваться общественными подводами, а Церкви запретили принимать имущество по духовным завещаниям, то есть фактически лишили материальной базы[385].

Более того, христианам практически было запрещено занимать государственные должности; преимущественное или даже исключительное право на эту привилегию приобрели только язычники. Поскольку за минувшие годы царствования дома св. Константина Великого среди государственных чиновников было подавляющее число христиан, Юлиан решился отстранить их всех от занимаемых должностей под благовидным предлогом.

Объясняя свою волю, Отступник заявил, будто в связи с важностью государственной деятельности он может предлагать эти должности только людям благочестивым, то есть язычникам. «Правда, я не хочу, чтобы галилеяне (так Юлиан называл христиан. – А. В.) были убиваемы, несправедливо обижаемы или терпели жестокое обращение без всякой причины, однако держусь того взгляда, чтобы почитателям богов было отдано преимущество. Безумие галилеян все ниспровергло, и только через благодеяние богов все мы спасены». Единственное исключение составляли отступники от веры, отказавшиеся от Христа и начавшие служить идолам[386].

На христиан обрушились дополнительные подати и налоги, а судебные разбирательства их жалоб своим цинизмом просто поражают, особенно если судьей являлся сам император. Когда жители Эдессы пожаловались на несправедливое отобрание у них церковного имущества, Юлиан с присущим ему сарказмом ответил, что хотя ариане незаконно захватили имущество и последователей епископа Валентина и совершили такое, «чего не может быть в порядочном городе», но ведь христианским законом заповедано раздавать имущество ближним. Таким образом, подытоживает Юлиан, ариане просто облегчили им путь в Царство Небесное, освободив от богатства, которое обыкновенно мешает идти за Христом. В завершение своего письма он напомнил, что при любом волнении жителей города ждет суровое наказание: «Жителей Эдессы мы убеждаем воздерживаться от всяких мятежей и раздоров. А то как бы вы, возбудив против себя наше человеколюбие, не потерпели за учиняемые вами общественные беспорядки наказание мечом, огнем и изгнанием»[387].

Мало того, стали привычными случаи отказов судов принимать жалобы (!) христиан на насильственные действия третирующих их язычников. Конечно, мотивация, используемая «благочестивыми» судьями, не могла родиться случайно, хотя бы просто в силу своего «богословского» толкования и повторяемости из суда в суд. Она гласила, что поскольку Спаситель предлагал подставить левую щеку, когда бьют по правой, то, следовательно, христианам не на что жаловаться, а предлагалось терпеть. Попутно Юлиан привлек весь свой интеллект и знание Священного Писания, чтобы нравственно оскорбить Христа, называя Его последователей «безумцами» и «глупцами»[388].

Потакаемые властями проявления жестокости в отношении христиан вскоре привели к первым жертвам. В городе Гелиополисе, расположенном в Келесирии между Ливаном и Антиливаном, издавна существовал храм Венеры с развратным культом. Во времена св. Константина Великого храм был закрыт, но среди черни культ этой богини еще имел своих многочисленных сторонников. Как только вышло распоряжение Юлиана о возобновлении языческих культов, толпа приверженцев Венеры схватила диакона св. Кирилла, известного борца с идолопоклонством еще со времен равноапостольного императора, пытала его и предала страшной казни. Христианских девушек, посвятивших себя Богу, выставляли обнаженными на публичное обозрение, а потом с них живых снимали кожу. Не меньшие жестокости случались в городе Арефузы, в Сирии, где язычники жаждали отомстить другому борцу с идолами – епископу св. Марку[389].

В Кесарии Филипповой находилась чудесная статуя Спасителя, земля возле которой исцеляла от туберкулеза. Но поощряемые Юлианом язычники ниспровергли ее и протащили по улицам города, разбив после на куски. Из преследователей христиан особенно отличались комит Востока Юлиан, дядя императора по матери, хранитель царской казны Феликс и смотритель царского дворца Элпидий. Правда, «Бог не бывает поругаем», и каждый из них закончил свою жизнь в непрестанных мучениях. Юлиан, сраженный, по-видимому, инсультом, пролежал 40 дней, после чего испустил дух. У Феликса как-то хынула кровь изо рта, и он скончался. Дольше всех Господь миловал Элпидия, но и тот в будущее царство примкнул к заговору и провел остаток дней в темнице[390].

В палестинских городах Аскалоне и Газе язычники «схватили удостоенных священства мужей и давших обет девственной жизни жен, разорвали им утробы и, наполнив их ячменем, бросили страдальцев в пищу свиньям. В Севастии, главном городе провинции того же имени, они открыли гробницу Иоанна Крестителя, предали огню кости его и развеяли прах их». А в знатном фракийском городе Доростоле начальник всей Фракии Капитолин сжег на костре воина-христианина св. Эмилиана[391]. Словом, кровавый шабаш, к безудержному восторгу Юлиана, шел по всей территории Римского государства.