Утерянная Книга В. - Анна Соломон

Вашти разглядывает незнакомцев, идущих с ней бок о бок: мужчины тащат на спинах шатры, дети катят бурдюки с водой, женщины несут детей и горшки, а одна, склонившаяся вперед, словно идет против ветра, вся увешана костяными ожерельями. Эсфирь рассказывала Вашти об этой женщине – мать Надава.

Люди идут по большей части молча, экономят силы; молчат даже маленькие дети на плечах отцов и грудные младенцы на руках у матерей. У Вашти своя ноша: маленький бурдюк и одно покрывало. Жизнь во тьме и нехватка витаминов привели к мышечной слабости, а Бараз зашил в специальные узкие карманы ее одежды столько золота, что хватит на покупку небольшого королевства, поэтому каждый шаг дается Вашти с трудом.

И все же она не падает. Пока солнце скользит по небу, Вашти идет. Все идут. Едят и пьют на ходу. Мужчины мочатся на ходу. Только женщины время от времени останавливаются и приседают за поклажей. Вашти невыносима эта мысль, и она терпит; а потом к ней подходит женщина с костяными ожерельями и спрашивает: «Помочь?» Женщина говорит на персидском почти так же хорошо, как Вашти, – научилась за годы торговли с дворцом. «Вы – мать Надава», – отвечает Вашти и узнает, что Надав женился на девочке, которую ему сватали вместо Эсфири, девочке из хорошей семьи. Она родила ребенка, а потом ребенок умер, и Надав ушел – один из тех немногих, что просто ушли и не вернулись. Теперь Вашти понимает, почему женщина идет, наклонившись вперед, почему кажется, что она без конца высматривает что-то вдали. Вашти спрашивает, как ее зовут, чтобы не звать ее «мать Надава». Женщина отвечает: «Амира». Потом Вашти облегчается, а Амира, похожая на башню из косточек, загораживает ее. Дальше они идут вместе. Амира поворачивается к Вашти и спрашивает, как Эсфирь назвала сына. Вашти колеблется – знает, что Амира думает о своем внуке. «Дарий», – все же отвечает Вашти. Они снова погружаются в молчание, и Амира думает о внуке, а Вашти – о том, как была поражена, когда Эсфирь назвала ей имя сына. Эсфирь, конечно, не знала, что именно Дарий выдал Вашти за Ахашвероша, не знала, что это имя значит для ее предшественницы. «Вот как», – ответила тогда спокойно Вашти. Эсфирь заговорила о чем-то другом, но мальчик обернулся, услышав свое имя, и взглянул на Вашти так, словно видел ее насквозь.

К началу второго дня Вашти приседает при любой возможности, даже если ей не нужно облегчиться. Если течет пот, Вашти неимоверно удивлена; икры ног завязались в узлы, кожа обгорела до цвета киновари. Вашти не может вымолвить ни слова, не в силах даже посмотреть на Амиру. Ей мерещится вода там, где нет никакой воды, облака, где нет никаких облаков, заросли тамариска, где только песчаные дюны. Глаза словно выжжены. Она закрывает их на долгих переходах и идет вперед, чувствуя лишь песок под ногами. Временами Вашти боится, что все это не на самом деле, что скоро она проснется в своем каменном мешке, а когда солнце палит особенно неумолимо, мечтает вновь оказаться под землей. Ближе к вечеру во сне наяву она разворачивается, приходит ко дворцу и обнажает голову. Где Ахашверош? Войдет ли она, как Эсфирь, к нему без приглашения? Нет, Эсфирь ждала и тряслась от страха; Эсфири тогда достались косточки. А Вашти – это Вашти. Она пока еще дочь своего отца. Даже без короны. «Я пришла, – говорит она. – Это мое».

Но ответа нет. Вашти по-прежнему Вашти. Все та же – и в то же время другая, новая. Она уходит прочь из Суз. Сандалии ее полны песка.

Ви снимает платье и чулки, забирается под одеяло. Сразу заснуть не получается. Ее снедает беспокойство. Видела она курьеров на велосипедах – как они мчатся среди машин и грузовиков, на волоске от смерти. Некоторые ездят со свистками во рту. Есть ли свисток у курьера с ее посылкой? Останавливается ли он на красный свет или дергается туда-сюда, балансируя? Ви представляет курьера, исполняющего опасный танец, ярко-желтые рукава, которые надуваются и сдуваются синхронно покачиванию, икроножные мышцы в напряжении. Она хочет предостеречь его от нежелания подчиняться законам гравитации. Но вскоре это движение успокаивает Ви, и на смену беспокойству приходит сонливость. Джорджи уткнулся носом в сгиб под ее коленями, и Ви начинает казаться, что это она на велосипеде, остановилась на перекрестке, привстав на педалях, и не падает, а качается туда-сюда, а шум и выхлопные газы окутывают ее, словно приветствуя. Ви приветствует их в ответ. Потом сигнал светофора меняется, она срывается с места и летит вперед, через весь город, летит, словно тень.

На шестой день пути решают отдохнуть. Где-то впереди есть вода, это видно по зелени на кустах, по растущим тут и там деревьям. Они, разумеется, останавливались и раньше – приходя к воде, всегда пьют и наполняют бурдюки. Ложились спать, на несколько часов сворачиваясь в клочке тени или, ночью, на склоне пологого каньона. Но даже во сне они готовятся идти дальше. После спора было решено идти даже в шаббат.

Вашти, конечно же, не участвует в принятии решений. Здесь она ничем не управляет. Новости узнает от Амиры. Амира, женщина с костяными ожерельями, показывает пальцем (ожерелья клацают) и говорит:

– Видишь? Будем ставить лагерь.

И чуть позже:

– Все хорошо?

Вашти кивает. Однако Иц, который идет впереди, оборачивается и смотрит прямо на нее, впервые с момента, когда они ушли из Суз. Ноги Вашти в ответ начинают подкашиваться. Она знает, о чем он думает – его слова в ту, первую, ночь, когда они стояли рядом, глядя на сборы в дорогу: «Неважно, кто ты. Когда мы уйдем отсюда, ты расскажешь нам все».

Тогда она еще была не в себе. Но сегодня, когда поставят шатры и разведут костер, время придет.

– Тебе придется переводить для меня, – говорит Вашти. – Историю Эсфири.

– Идем, – отвечает Амира.

В первые дни перехода Вашти думала об этой истории непрерывно – что расскажет и о чем умолчит. Затем перестала – наверное, перестала верить, что они когда-нибудь отдохнут.

Вашти начинает шагать медленно; люди вокруг нее подстраиваются, тоже замедляют шаг. Они делают так, не глядя на нее, как делают всегда – уделяют внимание, не признавая своей внимательности, двигаются вместе с ней, стараются, чтобы она не оставалась с краю или последней. Вашти не знает, защищают они так ее или самих себя. Вернее, в разные дни она приходит к разным выводам на этот счет. Разумеется, ей все еще не доверяют. Да и почему должны доверять? Но теперь они приближаются к цели, и Вашти чувствует, что к ней начинают относиться с легким раздражением, почти с презрением. Из-за нее они снялись с места (по крайней мере, так они говорят сами себе). Что она может дать им взамен?

Ее история им, разумеется, не нужна. Вашти всего лишь царица, которую изгнали для того, чтобы уступить дорогу Эсфири. Ее саму можно… ну, пару раз упомянуть. Люди хотят знать всё. И Вашти должна сделать так, чтобы они поверили в ее рассказ. Эсфирь – дева из ночных покоев. Придется выбросить все лишнее – пусть ночные покои будут развратными, но не мрачными и без унижений. Такими, какими их воображают. Эсфирь – единственная (Лару вырезать: долго объяснять) отказывается разрисовывать лицо и сооружать на голове башни из волос; ее природная красота сама по себе мгновенно ослепляет царя. У царя благие намерения. К сожалению, ему внушили дурное; больше всего царь хочет обладать и властвовать; царь – простофиля. Это им понравится. Не он один из них, а Эсфирь. И Эсфирь должна совершить что-то героическое. Она и в самом деле совершила, однако они желают слышать другое – хоть она и превратилась в чудовище ради них, а не только ради себя самой. В рассказе Вашти Эсфирь сделает что-то исключительно для них, то, что подчеркнет ее добродетель (не рассказывать про Бараза и бельевую комнату, про приставания советника, про все, чего Эсфирь могла желать для себя). Изложить лишь то, что будет доказательством верности общине и сопутствующей Эсфири удачи. Такой невероятной удачи, которую легко принять за мудрость, удачи, приводящей к победе, которую ее народ позже станет считать заслуженной.