Торговцы жизнью - Николай Басов

При испытании эта торпеда вполне достойно проходила от семидесяти до ста метров, что было совсем неплохо для такой доморощенной системы. А уж заряд на нее можно было ставить самый разный, хоть настоящий динамит, который в количестве почти семи килограммов – критическая масса для торпеды – мог разнести довольно крепкое сооружение вроде гипотетической решетки на входе в гавань Одессы. Размеры торпеды, которых на заводе изготовили порядка пятнадцати штук, были метр двадцать длиной и толщиной двадцать два сантиметра, вес их с полной загрузкой превышал пятьдесят килограммов.

Впереди, в форпике подлодки, если только Ростик правильно употреблял этот термин, должен был находиться Пестель. В его обязанности входили наблюдение и связь с висящим над морем в своем гравилете Кимом. Связь осуществлялась довольно простой и незамысловатой рацией, радиус действия которой едва превышал пару километров. Антенну с довольно сложной изоляцией выводили на поверхность внутри шнорхеля.

В теории все было идеально, но, сколько бы Пестель ни крутил рукоять динамки, сколько бы ни надрывался, сверху, из гравилета приходило больше хрипов, чем осмысленных слов. Но даже хрипы, и стоны, и кашель, и треск несущей частоты, которая вдруг глушила все подряд, были такой заметной поддержкой в подводном мире, что Пестелю приходилось, подчиняясь ребятам, крутить рукоять куда чаще, чем собственно наблюдать.

Правда, в последнее время Ростик, которого по понятным причинам назначили капитаном подлодки, стал его все чаще ставить на рули, а сам выходил вперед, заглядывая в широкие, круглые иллюминаторы, обеспечивающие передний и немножко боковой обзор, принимая на себя и обязанности радиста.

Потренировавшись сначала в гавани города, потом совершив пяток испытательных проходов вдоль берега, в последние дни сентября Ростик получил приказ вывести субмарину в настоящий разведывательный поход. Совершив их почти с десяток, ребята так осмелели, что Ростик озаботился – излишняя самоуверенность умению выживать никак не способствовала. Но они в самом деле пока ничего необычного не встречали и серьезным испытаниям не подвергались.

Так наступил первый день октября, когда они получили задание подойти к наиболее ухоженным полям в восточной части залива. На то место, которое было теперь отмечено на всех картах как точка исчезновения команды «Калоши».

Они проделали большую часть пути без особых трудностей, все шло как всегда – движок, распространяя едкий дымок, стучал, вода ощутимо проносилась мимо иллюминаторов и смотровых щелей, дно выкатывало как гладкая, вымощенная желтыми ракушками дорога. Они почти не разговаривали, каждый делал свое дело привычными, экономными движениями. Даже с гравилета, который с Кимом и Дондиком висел где-то наверху, не приходили ни приказы, ни запросы.

После двух часов хода Ростик неожиданно понял, что ему одновременно и душно, и очень холодно. Он поежился, в этих подлодках вполне могло быть холодно. Это сначала они ходили в походы в шортах и легких курточках, как аквалангисты, а потом… Потом стало ясно, почему длинные свитера с высоким трубообразным воротом называются водолазными – только они позволяли хоть как-то экономить тепло. И не потому, что лето превращалось в зиму, а потому, что тут, в этом подвижном морозильнике, лишь движок да их тела хоть как-то поднимали температуру. Все остальное только отнимало тепло, и весьма агрессивно.

Ростик посмотрел на газоанализатор – довольно простой прибор, какой-то дурацкой стрелкой указывающий содержание кислорода в воздухе субмарины. Сейчас она почти на четверть шкалы не доходила до красной линии, при которой следовало или всплывать, или садиться на велосипедный воздухозаборный аппарат и крутить педали, обеспечивая принудительную вентиляцию, как они делали это еще в бомбоубежище во время нашествия борыма. Почему нельзя было заставить крутить воздухозаборник тот же дизель, Ростик не знал, но подозревал, что Поликарп попросту пожалел машину. А может, он каким-то неуловимым чутьем хорошего инженера уловил, что дизель и без того будет работать на грани, станет часто капризничать, а такая важная функция, как дыхание, полностью зависеть от бездушной техники, конечно, не должна была. Использовать людей для вентиляции было не только проще, но и надежнее… Вдруг подал голос Пестель:

– Сзади что-то есть.

Борода, у которого сегодня возни было не больше, чем обычно, мигом забыл о своем дизеле и бросился к заднему иллюминатору. У него было устроено одно окно, почти такое же большое, как спереди, позволяющее смотреть, правда, не столько по бокам, сколько назад. Обернулся и Ростик.

Как всегда, за плексом колыхалась сине-зеленая пелена, пронизанная солнцем до такой степени, что даже отсюда, из-под воды, сверкающее дно представлялось странной нечеловеческой ареной, залитой светом юпитеров. Особенно это впечатление было сильным, если смотреть не в одну точку, а по видимому кругу, который составлял радиус метров до тридцати – в зависимости от погоды, места залива и, конечно, времени суток. Дальше этого порога рассмотреть что-либо было трудновато, вода если и оставалась проницаемой, то условно – заметными были лишь очень крупные объекты вроде темных скал, массивов водорослей или очень плотных косяков рыбы. Но и тридцать метров было неплохо. Обычно их субмарина удерживала ход не более пяти километров в час, а при такой скорости даже с этим обзором можно было рулить вполне расслабленно…

Ростик сосредоточился. Нет ничего, даже за завесой водной мути, даже у дна, где проще всего спрятаться, например, закатившись в какую-нибудь коралловую складку. Тогда он посмотрел по сторонам, ведь могло так оказаться – пока они продирали свои несовершенные тут земные глаза, объект переместился куда-нибудь…

– Пестель, запроси Кима, он ничего не видит?

– Воздух, воздух… – привычно зашептал в микрофон позывные гравилета впередсмотрящий Пестель. – Доложите обстановку, прием.

Сквозь треск в наушниках и даже за гулом дизелька пробился голос Кима:

– Эй, пиявки, я хожу кругами, держу вас в поле зрения, все спокойно. Прием.

– Зря он нас так величает, – отозвался серьезный Борода. – Накличет еще чего-нибудь.

– Таким прозвищем не накличешь, скорее отгонишь, – отозвался Квадратный.

Вдруг на краю поля зрения, в боковом иллюминаторе что-то мелькнуло. Ростик повернулся мгновенно, но ничего уже не увидел. Только водную толщу, пронизанную солнцем, частичку дна, покрытого ракушками, редкие красные веточки кораллов. Но там что-то было, только что, всего лишь миг назад.

– Пестель, доложи наверх, я видел что-то на правом траверзе.

Пестель забормотал в микрофон, отчаянно закрутив ручку рации. Жалко, что он вынужден говорить, а не смотреть по сторонам, подумал Ростик. Сейчас его глаза важнее, чем связь.

– Сверху запрашивают, что именно ты видел?

Ростик пожал плечами.

– Зеленые тени.

– А конкретнее? – попросил Квадратный.

Ростик выразительно посмотрел на него. Старшина все понял, даже не отрываясь от своих нижних, выходящих прямо в дно иллюминаторов. И хотя ничего не произошло, нервное напряжение сразу стало ощутимым. Даже старшина вдруг достал из кармашка длинную кремниевую зажигалку для газовых плит, которую случайно нашли в магазине хозтоваров и которая, как оказалось, лучше всего подходила для поджигания торпедных фитилей. Потом он ее пару раз опробовал – но машинка для добывания искр работала как часы. Она не отсыревала, не нуждалась в воздухе, не боялась тряски или неведомого противника.