Рождественские тайны - Донна Ванлир

видела. Он подошел к нашему столику, я посмотрела на него снизу вверх (как той ночью из окна машины) и тут же узнала.

– Ну что, не сильно гоняете? – спросил он.

Я рассмеялась и почувствовала себя такой взрослой!.. И все же было ясно, что парень его возраста (выглядел он на двадцать с лишним) не может мной заинтересоваться. Он подсел к нам, и мы два часа проболтали. Я тут же поняла: такова его природа. Он был рожден, чтобы помогать и защищать. По некоторым это сразу видно. Никогда не думала, что могу стать женой военного, но когда мы с Кайлом стали встречаться, у меня и мысли иной не возникало. Мы поженились, когда я закончила колледж. Мои родители настояли на отсрочке – скорее всего, надеялись, что Кайл не дождется и потеряет ко мне интерес… Когда мы поженились, он уже четыре года служил в армии и на свадьбе был в парадной форме. С тех пор в каждом военном городке, куда нас отправляли, мы вешали на входную дверь табличку: «ДОМ ТАМ, ГДЕ ТВОЯ СЛУЖБА». Эта табличка теперь висит в моей новой кухне. Я так и не решилась от нее избавиться.

Итан с Эммой болтают, склонившись над тарелками. В дверь стучат. Мимоходом хватаю с дивана скомканный свитер, натягиваю его, подходя к двери. В глазок вижу только чью-то лысину. Открываю. На пороге стоит мужчина лет пятидесяти. Под глазами – темные мешки, от носа к кончикам рта пролегли глубокие морщины. Похоже, он замерз и чем-то раздражен.

– Привет, – вопросительно смотрю на него.

– Извините, что так рано, – говорит он, поднимая воротник от ветра. – Я ищу дочь Рамоны.

– Не угадали. Я дочь Мириам, – улыбаюсь в ответ.

Он тяжело и громко вздыхает.

– Знаете Рамону?

– Никогда о ней не слышала. Я здесь новенькая. Мы только вчера переехали.

– Вот дела! – Незнакомец чешет макушку и снова вздыхает. – Мне нужна дочка Рамоны. Один мой квартирант сказал, она живет на этой улице, но никак не мог вспомнить имени. И я тоже не помню.

Скрещиваю руки на груди, чтобы хоть немного согреться.

– Понятия не имею. Он не говорил, замужем она или нет? Может, есть дети? Это упростило бы дело.

– Она не замужем.

– Вроде бы моя соседка не замужем. Хотя я не уверена. Даже не помню, как ее зовут.

– Ее зовут Мелисса, – говорит Итан, протискиваясь ко мне.

– Это она! – отвечает мужчина. – Дочь Рамоны – Мелисса.

– Значит, вам сюда.

Мужчина разворачивается, собирается сойти с крыльца.

– Только ее сейчас нет дома. Я видела, она уехала несколько минут назад.

Снова глубочайший вздох.

– Не знаете, как с ней связаться?

Отрицательно качаю головой.

– Ясно. Когда она вернется, вы не могли бы ей сказать, что ее мать умерла? Надо разобраться с вещами.

Итан резко поворачивается ко мне. В голове – чехарда.

– Что? Нет! Мы с ней только вчера познакомились. Разве не полиция должна сообщать о подобном?

– Полицейские приехали вчера поздно ночью. У Рамоны орал магнитофон. Видимо, рука соскользнула – хотела прибавить громкость, а в это время с ней случился удар. Мне звонили жильцы, просили разобраться. Она не брала телефон, не подходила к двери. Приехала полиция и нашла ее мертвой.

– Так почему они не могут оповестить об этом Мелиссу?

Мужчина как бы между прочим достает сигарету.

– Я же вам сказал, – отвечает он, прикуривая и выпуская струйку дыма. – Никто не знал, что у Рамоны есть ребенок. Сложно связаться с близкими родственниками, когда покойная о них ни словом не упоминала. Если бы я сам несколько раз не слышал, как они скандалят, тоже думал бы, что у нее никого нет.

Он направляется прочь.

– Передайте, на все про все даю ей неделю. Пусть забирает вещи, или я отправлю их на помойку.

– Не буду я ничего передавать, – бросаю ему в спину.

Он оборачивается.

– Я вообще-то поступаю по-человечески. Мог бы порыться в старухином барахле и прикарманить, что понравится.

Заставляю Итана вернуться в дом, а сама выхожу на крыльцо, прикрывая за собой дверь.

– Я не могу ей этого сказать. Оставьте записку на двери.

– Я битый час колочу в двери! – уходя, раздраженно отмахивается мужчина. – Сыт по горло!

Итан пристально смотрит на меня, когда я захожу в дом.

– Кто это был, мам?

– Домовладелец.

Чтобы отвлечься, убираю со стола.

Сын берет футбольный мяч и начинает перебрасывать из руки в руку.

– Кто умер?

Эмма испуганно отрывается от своих размякших хлопьев.

– Кто-то умер? Кто?

Подхожу и целую ее в лоб.

– Мама нашей соседки.

– Эх.

Теперь Итан подбрасывает свой мяч вверх-вниз. Делаю вид, что не замечаю, и возвращаюсь к делам на кухне. Совершенно не хочется в очередной раз объяснять, что в доме играть не следует.

– Она ведь тебе не очень нравится, мам?

Вот здорово! Собственный ребенок поймал с поличным!

– С чего ты взял? По-моему, она милая.

Он подбрасывает проклятый мяч еще выше.

– С другими ты обычно дольше разговариваешь.

– Просто мы еще не очень хорошо знакомы.

Мяч снова летит вверх.

– Ты подолгу болтаешь с незнакомцами.

– Итан, пожалуйста, играй в мяч на улице.

Он, не прекращая, направляется к двери. Наконец мяч улетает во двор.

Вся кухонная утварь уже расставлена по полочкам в серванте, но стол завален разной мелочью. В конце концов, все это отправится в ящик комода или в коробку из-под обуви. Здесь резинки для денег, ручки, старая записная книжка, две маленькие фоторамки, стикеры, ластик в виде коровы, горстка магнитов, фломастеры, свисток, пара батареек, тюбик гигиенической помады, маленькая пачка бумажных салфеток, линейка и стопка открыток с соболезнованиями, которые мы получили после случившейся с Кайлом беды. Ума не приложу, что с ними делать. Вдруг на глаза попадается маленькая пустая коробочка. Складываю открытки в уголок, сверху запихиваю остальную мелочь и со вздохом опускаю коробку на стол. Еще столько всего предстоит сделать! Но я знаю, что детям сейчас очень тяжело. Трагедия с отцом, да еще и переезд. Непросто им это пережить. Подхожу к детской, заглядываю. Эмма делает постельку для Сахарка из детского одеяла, а Итан достает из коробки книги.

Когда Кайл был дома, дети каждый вечер просили его читать им перед сном. Я всегда стараюсь читать с выражением, разными голосами. У Кайла была своя «изюминка». Будь то «Паутина Шарлотты» или «Златовласка и три медведя», он «читал» их по-своему. Паучиха Шарлотта у него вплетала в свою паутину слова: подмышка, волосы в носу и отрыжка. Итану с Эммой особенно нравилось слово «отрыжка», потому что поросенок Уилбур, гуляя после этого по скотному двору, громко рыгал. У «Златовласки» своя история. Итан смеялся до колик, когда Кайл