Идут по Красной площади солдаты группы "Центр". Победа или смерть - Максим Шейко

– Убью гаденыша. Через десять минут общее построение. Если хоть кто-то не сможет стоять в строю ровно – пеняйте на себя. Бего-о-ом!!!

Уже выбегая со двора, Бранд подпихнул локтем топающего рядом Клосковски:

– Ну, мы и попали! Говорил же тебе: надо было пару часовых выставить.

– Кто ж знал? Дьявол! Теперь он нам это припомнит.

– Сами виноваты – расслабились.

– Да ладно, переживем. Зато теперь у нас снова есть КОМАНДИР!

– Ага, вовремя – говорят, через пару дней опять в бой пошлют, со Свиненком бы мы таких приключений выгребли…

– Теперь нам это не грозит – ротный из него холодец сделает.

* * *

Пока унтера, обмениваясь нервными шутками, собирали и строили своих солдат, Ганс «принимал дела» у своего заместителя.

– Кристиан, поздравляю: ты идиот, кретин, дебил и имбецил в одном лице! Ты командуешь ротой всего пять дней и что в результате? Все унтера, включая дежурного по роте, устроили пикничок, рота разбрелась неизвестно куда, из дозорных – единственный часовой на въезде в село, а ты валяешься на кровати и художественно плюешь в потолок!

Швайнштайгер попытался что-то сказать, но в это время в комнате появилось новое действующее лицо. Девушка лет 17–18 в довольно коротком платье (чуть выше колен) и потертых летних туфельках осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Быку показали красную тряпку.

– Свиненок, просто назови мне хоть одну причину, по которой я не должен тебя арестовать и передать в трибунал.

– Э, Ганс, это не то, что ты думаешь! Это Анна. Я ее взял переводчиком – она хорошо говорит по-немецки.

– Да ну?

– Я слышал, как она обратилась к солдатам по-нашему, и подумал…

– Ты мне не ври! Чтобы думать, мозги надо иметь, а у тебя их с роду не было! Какой она на хрен переводчик??? Она что, знает, чем отличается дивизия от дивизиона, а пушка от гаубицы, и сможет это все на двух языках объяснить? Нет? А что она тогда тебе переводить будет, надписи на заборах? Кстати, ты ведь не забыл внести ее в списки роты, поставить на довольствие, выдать соответствующую форму и документ, удостоверяющий личность?

– Я… не успел.

– А под подол к ней залезть успел?

Тут Кристиан потупился и густо покраснел.

– Ты что, я не…

– Ну и дурак!

Такой резкий поворот выбил Швайнштайгера из колеи еще больше.

– Почему? Я же…

– Потому что теперь уже не получится! И заткнись уже, наконец! Может, хоть так за умного сойдешь, если издалека и не приглядываться.

Кристиан послушно закрыл рот и с понурым видом уставился в пол. А Ганс тем временем критическим взглядом уставился на девушку, испуганно жавшуюся к стене и норовившую спрятаться за спину Швайнштайгера. Последние слова Свиненка навели Нойнера на мысль приглядеться к ней более внимательно. Девушка как девушка. Симпатичная. Довольно высокого роста, стройная, худенькая, пожалуй, даже слишком. Беспорядочно рассыпавшиеся вьющиеся темно-каштановые волосы чуть-чуть не достают до плеч, высокий лоб, серые глаза – большие и испуганные, прямой тонкий нос, пухлые губки. Фигура… фигура еще девчачья, хотя кое-какие округлости уже появились. Через минуту Ганс подвел итог своих наблюдений: «В общем, девчонка, конечно, симпатичная, если ее нормально кормить, то через пару-тройку лет будет очень даже ничего… так что если Свиненок думает на перспективу…» Переведя взгляд на виноватую рожу Швайнштайгера, по которой блуждала, то исчезая, то появляясь вновь, глуповатая улыбка, Ганс тут же отбросил последнее предположение как явно фантастическое – никаких мыслей, тем более перспективных, там и близко не водилось.

– Эй, ты, как там тебя, подойди сюда! Имя, национальность?

– Анна, господин офицер, русская, с Кубани.

– Здесь как очутилась?

– Нас эвакуировали и вот… – Девушка отчетливо шмыгнула носом. Ганс поморщился.

– Поняла, о чем был разговор?

– Да.

– Тогда собирай манатки и прощайся со своим рыцарем. У тебя ровно одна минута.

Ганс обернулся к входной двери:

– Эй, кто там?

Гренадер с карабином с примкнутым штыком вырос как из-под земли – зашевелились, черти!

– Баллака сюда и двух конвойных, быстро!

Примчавшийся менее чем через минуту Эмиль, блистая новыми петлицами штабсшарфюрера[44], бодро отрапортовал прямо с порога:

– Поздравляю с возвращением, гауптштурмфюрер! За время вашего отсутствия потерь в технике и личном составе не было, за исключением четырех больных. За время пребывания роты в резерве проведена профилактика всей техники, произведена замена масла. В настоящий момент все самоходки и колесный транспорт на ходу. Имеется три полные заправки топлива и два боекомплекта.

– Молодец. Хоть кто-то тут был делом занят. Считай, что крест «За заслуги» с мечами ты уже заработал. А теперь бери эту девку, сажай ее в свой драндулет и вези в штаб снабжения дивизии. Там передашь ее начальнику кадрового отдела, или кто там занимается «хиви»[45], и скажешь, что она была рекрутирована как гражданский переводчик в соответствии с приказом по группе армий. Номер и дату приказа сам найдешь. И не забудь повязку ей на руку нацепить. Что неясно?

– Так у меня нет повязок «хиви». – Баллак виновато развел руками.

– А мне какое дело? Ты унтер или кто? Хоть из трусов своих вырезай, но чтоб в кадровую службу она с повязкой явилась. Все, исчезни!

Едва Баллак, схватив девчонку в охапку, скрылся, как Ганс снова повернулся к Швайнштайгеру:

– А ты чего слюни распустил, Ромео недобитый? Трое суток гауптвахты за дисциплинарные нарушения и неисполнение служебных обязанностей! Посидишь в погребе на одной морковке – может, от витаминов соображать научишься.

Следующие четыре дня третья противотанковая рота запомнила надолго. Ганс железной рукой восстанавливал порядок и дисциплину, в результате чего бойцам роты, от взводного до последнего шофера, приходилось спать всего по шесть часов в сутки – остальное время уходило на разнообразнейшую боевую подготовку. В процессе учений Ганс проявил не только обширнейшие познания, но и немалую фантазию, так что уже на второй день интенсивных тренировок появилось немало тех, кто люто завидовал сидящему в погребе Швайнштайгеру. К тому моменту, когда пришел приказ на выдвижение, солдаты были готовы разорвать голыми руками любого врага, лишь бы получить после этого хоть какую-то передышку. Нойнер добился своего – в роте царила идеальная дисциплина, а боевой дух взлетел до небес.