Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  Были и фейерверки, и подарки, и умопомрачительный секс, и приезд Равиля с поздравлениями и подарками – первого января после обеда. Отглаженный, благоухающий, свежий, будто не кутил всю ночь напролёт с Иванушкиной. Малышню Равиль одарил щедро, как и всегда, даже Алсу достались бусы «почти как у взрослой». А Кариме преподнёс гребни для волос с натуральными камнями – вполне скромный, девичий подарок, ни к чему не обязывающий. О стоимости гребней ручной работы можно было только догадываться, продуманный и щедрый дар. Сестрёнка довольно зарделась, убежала в комнату, а вернулась уже с гребнями, широко и счастливо улыбаясь.

  Дамир улетел на следующий день, Эля снова ревела и требовала поклясться самыми страшными клятвами, что он не бросит её никогда и несмотря ни на что. Он поклялся.

  Бросила она его.

Дамир. Прошлое. Поволжье

  Он не сомкнул глаз ни при трансатлантическом перелёте, ни в Европе, меряя шагами терминалы аэропортов, ни в Москве. Ни, тем более, когда упал в автомобиль Юнусова, не произнёсшего ни слова с момента, как встретил друга.

  Что случилось, как могла произойти эта несправедливость, почему? Тысячи вопросов теснились в голове Дамира, перебивая друг друга, истерично крича, вопя, плача.

  Эля родила немного раньше срока, его заверили, что всё в порядке, всё хорошо. Мальчик. Жена назвала его Тимом, молодой отец согласился. Тимур – хорошее имя, – какое-то время проведёт под наблюдением врачей, но совсем скоро будет дома. А с Элей всё прекрасно, она чувствует себя хорошо, скоро её выпишут.

  А после начался форменный сумасшедший дом: мама плакала в трубку, как заведённая, твердя, что всё хорошо, Тимур пока в больнице, но это нормально.

  Нормально. Нор-маль-но.

  Эля с ним, поэтому и на телефонные звонки не отвечает, некогда. Днём заботится о малыше, ночью спит. Это нормально.

  Нормально. Нор-маль-но.

  По кругу, как с ума сошедшая белка. Никто не ответил ни на один вопрос Дамира. Ни вздыхающая мать, ни смурной отец, ни Эля, которая попросту игнорировала сообщения.

  Нормально. Нормально. Нор-маль-но.

  Пока среди ночи не раздался звонок от Каримы, что само по себе было пугающим – сестрёнка общалась исключительно через мессенджеры, не утруждая себя звонками, да и разница во времени играла роль.

  Тим умер.

  «Всё-таки умер». Всё-таки!

  Погода стояла не весенняя, моросил леденящий дождь, казалось, вот-вот пойдёт снег, придавливая начавшую распускаться кое-где зелень. Поля пугали чернотой, деревья стояли голые, чёрные, прорезающие серое небо с тёмными кучевыми облаками.

  Машина свернула в родное село, мелькнула в боковом окне кобальтовая Волга, хмуро приветствуя Дамира, напомнив васильковые всполохи. Внутренности болезненно сжало, Дамир схватился за горло, машина резко остановилась. Выворачивало его долго, до желчи, до темноты в глазах. Равиль молчаливо стоял рядом, позже подал руку и протянул бутылку воды.

  Они подъехали прямо к мусульманской части кладбища. Огромная толпа народа топталась вдали. Дамир хлопнул дверью и двинулся по протоптанной тропинке, скользя по грязи. Куртку он сбросил ещё в поле, остался в футболке. Он не чувствовал холода, влаги от дождя, ужаса. В тот момент ему жизненно необходимо было получить ответы на свои вопросы, сотни, тысячи вопросов.

  На холме из свежей земли лежали цветы и игрушки, люди тихо огибали Дамира, как спокойная река в погожий день, шурша ничего не значащими для него словами: «Приехал», «Горе-то какое, горе», «За что испытания добрым людям посылает?».

  Он не видел ничего, кроме свежевыкопанной земли. Могила…

  То, что останется на долгие годы в памяти Дамира, скорее всего, до конца дней. Рядом не было Эли, сколько бы он ни искал её глазами. Не было эби, Каримы, не было мамы, только отец и Назар, хотя тот сам ещё был ребёнком.

  У дома из огнеупорного кирпича стояла карета скорой помощи, а сам дом погрузился в зудящую тишину, даже Динар молчаливо сидел на диване, вытянувшись по струнке. Эби подняла сухие глаза, старческая рука потянулась к внуку. Дамир не выдержал, рухнул на колени, не давая себе труда сдерживать слёзы. Эби бубнила какие-то слова, кажется, что-то из Корана. Если бы Дамир только знал их, он нашёл бы в себе силы не сходить с ума, пройти с мужеством через это испытание, но он не знал.

  – Эля, где Эля? – было первое, что он спросил. Динар ответил, что Эля в своей комнате, к ней приехали доктора. Эби удержала внука, не давая пройти к жене.

  – Ты ей не поможешь сейчас, – вздохнула эби, удерживая руку Дамира. – Ничем не поможешь, – отчего-то он послушался.

  Появился врач скорой, сообщил, что пациентка проспит часов восемь, никак не меньше. Осмотрел эби, хмуря брови, предложил госпитализацию, старуха пренебрежительно махнула рукой на молодого парня. В итоге бригада собралась восвояси, спеша покинуть дом, погружённый в траур, наказав, глядя на эби, если что – срочно вызывать их. Зарёванным же Кариме и Алсу дали валерьянку в таблетках. Всё это пролетело перед взглядом Дамира, как чёрно-белое немое кино. Он наблюдал, но уже тогда чувства, одно за другим, начинали атрофироваться в его организме. Влад Цепеш вступал в свои права.

  Эля лежала на их общей кровати в чёрном платье – невозможно худая, сама на себя не похожая, бледная, с пугающей чернотой под глазами, словно намазанной сажей. Никогда ничего подобного Дамир не видел. Он присел, взял в ладонь холодную, безвольную руку, попытался отогреть дыханием – безрезультатно. Укутал в одеяло спавшую и вышел, тихо закрывая за собой дверь. Что бы ни было, что бы ни произошло, ему необходимы ответы на вопросы.

  – Мы надеялись, – рыдала мама. – До последнего надеялись.

  – Почему ничего не сообщили? – Дамир мерил широкими шагами зал, всеми силами сдерживая отчаяние и злость. Если позволит просочиться хотя бы толике собственного раздражения, оно снесёт не только дом из огнеупорного кирпича, но и сравняет высокий берег Волги с лениво текущей темнеющей водой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

  – Что бы ты сделал? Чем бы помог?

  – Я бы прилетел!

  – Чем бы ты помог? Ты не врач, – спокойно отвечал отец. В который раз.