Прекрасные изгнанники - Мег Уэйт Клейтон

Эрнест рассмеялся:

— Но если я найду для Гиги маленькое ружье, он его не возьмет, поскольку это ударит по его мужскому достоинству.

— Да какое может быть мужское достоинство у восьмилетнего ребенка?

Эрнест развеселился пуще прежнего:

— А ты, похоже, действительно их любишь, да, Муки?

— Ну конечно же люблю, Клоп. Они замечательные, во всем мире нет мальчиков лучше их. Ты производишь отличное потомство, Эрнест Хемингуэй.

— Может, в один прекрасный день у нас родится девочка. Я бы очень хотел дочку.

С минуту я тихо лежала и слушала, как за окном шелестят на ветру листья пальмы.

— Ты мечтаешь о дочке, Хэмми?

— Да, она вырастет, и у нее будут золотистые волосы и длинные ноги, хорошие мозги и в избытке смелости. — Он погладил меня по голове. — Но стрелять она будет лучше матери!

Я хотела сказать, что мы могли бы назвать ее Эбигейл, но все еще не могла произнести вслух имя той бедной малютки, которую отказались лечить от сифилиса, потому что каждый укол стоил двадцать пять центов, а у ее матери таких денег не было.

На следующий вечер мы пошли стрелять по птицам. Негрито, летевшие с полей в сторону Гаваны, чтобы переночевать там на лавровых деревьях, громко щебетали. А я подстрелила ястреба. Он был очень красивым. Эрнест с мальчиками шумно приветствовали мой удачный выстрел, а я, как только ястреб упал на землю, сразу пожалела о том, что в него попала.

«Финка Вихия», Сан-Франсиско-де-Паула, Куба

Апрель 1940 года

В апреле Гитлер оккупировал Данию и Норвегию. Дания сдалась без единого выстрела, Норвегия сопротивлялась, но совсем недолго. Мы с Эрнестом узнали об этом только четыре дня спустя, когда пришел почтовый катер с газетами. Оторванность от мира вполне устраивала Хемингуэя, он целиком отдавался работе и не любил, если его отвлекали. А я повесила на стены карты, чтобы, прикалывая к ним булавки, следить за войной в Европе так же внимательно, как Эрнест подсчитывал слова и контролировал свой — а с некоторых пор еще и мой — вес.

Теперь я целыми днями читала газеты и писала письма. Каждая моя попытка заняться беллетристикой заканчивалась тем, что мне хотелось все бросить и отправиться в Европу, где существовала реальная опасность и где сейчас было самое место настоящим журналистам. Не скажу, что это объяснялось исключительно моим личным благородством. Меня тянуло на войну, поскольку там можно было бегать вместе с другими сумасшедшими и думать, что ты еще в своем уме. Я хотела оказаться в районе боевых действий, потому что совершенно не хотела учиться самодисциплине и заставлять себя писать по пятьсот слов в день.

Десятого мая Германия вторглась в Бельгию, Францию, Нидерланды и Люксембург. Это ничтожество Невилл Чемберлен ушел с поста премьер-министра Великобритании, уступив его Уинстону Черчиллю. Когда я пять дней спустя принесла домой газеты, доставленные почтовым катером, — новости были старые, но от этого не перестали дурно пахнуть, — Эрнест отложил работу и взялся их просматривать.

— Будь прокляты все эти нацисты, наворотившие кучу дерьма! — выругался Хемингуэй и вышел из дома.

Он не сказал, куда идет, но не потому, что был зол на меня.

Вскоре вернулся с радиоприемником, который прежде, сколько я его ни пилила, категорически запрещал мне покупать.

— Теперь мы сможем слушать новости с войны, хотя и с помехами, но зато будем узнавать их вовремя, — сказал Эрнест.

Это был очень красивый, инкрустированный деревом приемник марки «Детрола», в форме кафедрального собора, с чудесными круглыми часами; у него были вращающиеся ножки, крепкий динамик и круговая шкала. Мы поставили его на книжную полку в гостиной рядом с дверью, поближе к розетке и подальше от прямых солнечных лучей.

— Знаешь, Марти, тебе надо написать что-нибудь оптимистичное. Если зациклишься исключительно на трагедиях, то очень скоро сама превратишься в ходячее бедствие, — заявил Хемингуэй. — И твои статьи так и будут подписывать: автор — Ходячее Бедствие. А читать их никто не будет, потому что невозможно видеть мир только в мрачном свете.

Я включила приемник и начала крутить ручки настройки.

— А потом тебя обвинят в величайшем грехе: будут говорить, что ты сама производишь бедствия, чтобы было о чем писать, — продолжал Эрнест.

Я нашла волну Си-би-эс. Элмер Дэвис с мягким акцентом уроженца Индианы рассказывал новости за пятнадцатое мая. Генерал Винкельман сдал фашистам Амстердам. Фашисты форсировали реку Маас на севере Франции. А в США тем временем активно обсуждали новый вид чулок, которые теперь делали не из шелка, а из нейлона.

— О господи! — воскликнула я.

— Да уж, — кивнул Эрнест.

Мы долго обсуждали новости, а потом размышляли о том, что следует в связи со всем этим предпринять. Объявит Рузвельт войну Германии или нет? И почему мы считаем, что ему следует это сделать. Мы решили, что Америка — страна дураков, впрочем, как и все остальные, и поэтому Штаты обязательно ввяжутся в эту войну.

Вечером — в тот день никто из нас не написал ни слова — мы перенесли тарелки с ужином в гостиную, устроились в креслах и опять слушали радио. Вечерние новости почти не отличались от утренних: Амстердам и Франция. И нейлоновые чулки.

— Мне явно нет нужды самой производить бедствия, когда эта тварь Гитлер насилует всю Европу, — заметила я.

— А что это за нейлон такой? — заинтересовался Эрнест.

— Синтетический материал, который используют при изготовлении зубных щеток, — ответила я.

Хемингуэй расхохотался: не то чтобы ему было очень весело, просто без смеха было бы совсем хреново.

Он долго смеялся, а потом налил нам по второму стакану и заявил:

— Муки, если ты когда-нибудь наденешь на ноги зубные щетки, я точно выброшу тебя с «Пилар» за борт на съедение акулам.

— Не говори глупостей, Бонджи. Я вообще не ношу чулки.

Когда вечерний выпуск новостей закончился и Эрнест выключил приемник, я сказала:

— Мы должны поехать туда, как прежде отправились в Испанию.

— Потом, Муки, после того, как закончу книгу. Я уже почти дописал ее. У нас еще будет время. Война затянется надолго.

За окном негрито с громким щебетом возвращались в Гавану. Возможно, где-то там летел также и ястреб. Тот, которого я не убила.

Признав справедливость замечания о том, что рискую превратиться в ходячее бедствие, я запланировала написать парочку жизнерадостных текстов, которые были бы такими же безыдейными, как и новости о нейлоновых чулках. И предложила «Кольерс» на выбор несколько тем: «Охота на кроликов на Кубе», «Восемнадцать способов приготовления маниоки», «Танцы в гостинице Сан-Валли с нашими богатыми друзьями». После того как редактор возразил мне, что в мире происходит слишком много важных событий, чтобы интересоваться овощами, я подписала свой ответ Счастливый Овощ.