Одержимость - Питер Джеймс

– Справочное. Какой вас интересует город?

– Гилдфорд, – сказала она, перебирая конверты.

На одном из них, толстом желтоватом, стоял штемпель Кембриджа. Снова зазвучал голос оператора, и сердце у нее екнуло. Саффье был в списке. Она нацарапала адрес на задней стороне желтоватого конверта; при этом у нее так тряслись руки, что она едва могла прочесть написанное.

– Спасибо, – сказала Алекс слабым голосом и посмотрела на часы: одиннадцать.

Она разорвала пакет; там была сопроводительная записка из университетского казначейства и несколько писем, адресованных Фабиану в Кембридж. Она просмотрела их: накладная от курьерской службы «Американ экспресс», банковская справка о состоянии счета, большой конверт с надписью «Выигрыш в лотерею» и письмо авиапочтой из США с бостонским штемпелем. Фамилия и адрес Фабиана были напечатаны на конверте точечным принтером. Внутри она нашла письмо, тоже напечатанное на принтере, и два листа компьютерных распечаток.

Заголовок был набран большими буквами: «БЮРО ШТАТА НОВАЯ АНГЛИЯ». Внизу мелко шел текст: «Сдача офисов в аренду на понедельной, посуточной и почасовой основе. Секретарские услуги. Условные почтовые адреса. Конфиденциальность гарантируется».

Текст письма был предельно ясен:

Алекс почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Перечитала письмо еще и еще раз. Ее начало трясти, температура в комнате упала, и возникло чувство, будто некая сила хочет вывернуть ее наизнанку. Звездочки в дневнике Фабина – разделенные двумя неделями. Почтовые открытки – разделенные двумя неделями.

Она достала зажигалку, подошла к камину, подожгла письмо, распечатки и конверт, бросила все это на решетку.

– Ваша хотеть камин? Моя развести.

Она повернулась: в дверях стояла Мимса.

– Нет, Мимса, спасибо, не надо.

– Тут холод, ай-ай как холод. – Мимса потерла ладони и нахмурилась. Протянула руки к Алекс. – Смотреть бачки, обе бачки. Нет там.

– Чего нет?

– Роза.

– Розы? – Тут Алекс вспомнила о розе, и снова ее пробрала дрожь. – Как это нет? Ты что имеешь в виду? Ты говоришь, что выкинула ее туда.

Алекс взглянула на конверт – тот весь побурел и вспыхнул у нее на глазах.

Мимса пожала плечами.

Алекс почувствовала, как напряглись ее мышцы. Она видела Мимсу словно в тумане, будто та находилась где-то очень далеко.

– Когда ты положила розу в бачок?

– Не знаю. – Мимса опять пожала плечами. – Час назад?

– Мусор из бачков сегодня вывозили?

– Они сегодня не приехать.

– Я сама посмотрю.

– Зачем вы себя пачкать? – Мимса последовала за ней. – Плохой роза, в помойка.

Алекс вывалила содержимое бачков на асфальт. Мимо ее ног в ливневку покатилась винная бутылка. Она опустилась на колени среди грязи и вони, принялась заглядывать в пустые консервные банки, проверять картонки, ворошить пальцами мусор, гнилые фрукты, пластиковые мешки, пыль.

Мимса смотрела на нее, словно Алекс сошла с ума, потом покорно к ней присоединилась.

– Лучше свежий роза купить.

Алекс уставилась на грязь на асфальте, заглянула в темные пустые бачки.

– Может, кто-то взять, – предположила Мимса.

– Может, – согласилась Алекс и принялась укладывать все назад в бачки. Испуганно оглядела тихую улицу. – Может быть.

Алекс резко нажала на педаль газа, «мерседес» рванул на обгон, раздался лязг кик-дауна и агрессивный рев двигателя: она подрезала «сьерру», недовольно прогудевшую. Бюро штата Новая Англия. Обугленная роза. Неужели мир окончательно спятил? Может быть, мы сместились к Луне? Или к Юпитеру. Или они приблизились к нам? Что происходит? Что, черт побери, происходит?

Она перестроилась к съезду на Гилдфорд и вскоре оказалась на узком проселке. Здесь царила полутьма: кроны деревьев загораживали солнце. Дорога сперва петляла по крутому склону холма, потом свернула под каменный мост, и вдруг Алекс очутилась в деревеньке: два-три дома, паб и заправка.

Парнишка на заправке объяснил ей, как проехать, и через полмили она обнаружила въезд с большим белым указателем, почти скрытым кустарником, с надписью «Уитли-Гроув». Она проехала мимо двух высоких каменных колонн, на вершинах которых сидело по черному соколу, отлитому из металла, мимо ограждения от скота и дальше по дорожке в выбоинах между двумя огороженными полями.

За поворотом возник большой викторианский особняк нелепого стиля: стены из красного кирпича и крутая крыша, похожая на ведьмину шляпу.

Перед домом стояло несколько машин, и эти признаки жизни подбодрили Алекс. С волнением ожидания она вышла из «мерседеса», настороженно посмотрела на дом. Он был строгий, лишенный отделки и скорее напоминал не жилье, а учреждение. Она отчетливо ощущала: кто-то в доме наблюдает за ней. Но за темными окнами в свинцовых переплетах никакого движения не замечалось.

Перед входной дверью стоял лимузин «даймлер», за рулем шофер без фуражки читал газету. Алекс прошла мимо лимузина, поднялась по ступеням к внушительному входу, подумала: чья же это машина? Какого-то арабского клиента? Нервно взглянула на маленькую медную табличку рядом с громадной дубовой дверью: «Клиника „Уитли-Гроув“». Неужели он еще практикует, несмотря на… Сможет ли она увидеть его сегодня, сейчас, сразу же… или же какая-нибудь накрахмаленная секретарша заставит ее три месяца ждать приема? Господи боже, в Лондоне у него служила настоящая горгона.

Алекс попыталась вспомнить самого Саффье, но его лицо расплывалось в ее памяти. Она помнила, как надеялась на него, когда надежды не оставалось, когда все доктора сказали, что она может забыть о ребенке, детей у них никогда не будет, надо брать приемного. Образ Саффье стал понемногу проясняться: голос, едва заметный акцент, вечный загар, жесткое красивое лицо жителя Центральной Европы. Сердцеед с искоркой в глазах, аккуратными, коротко подстриженными волосами, которые он красил, чтобы седина не портила эффект от подтяжки лица. Модные костюмы и галстуки, слишком кричащие при неизменно белых туфлях. Подержанную машину она бы у него не купила, но на Уимпол-стрит он был ее богом.

Когда родился Фабиан, Алекс и Дэвид послали ему подарок – ящик шампанского. Помнит ли ее Саффье? И пойдет ли ей на пользу то, что он ее вспомнит двадцать один год спустя? Позволит ли он ей заглянуть в записи? Сохранились ли они у него?