Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства - Владислав Гончаров
Шрифт:
Интервал:
Точно так же Берхтольд после 14 июля не обращал особого внимания на просьбы Германии информировать ее относительно окончательных намерений Австрии и относительно формулировки требований, которые она предполагает предъявить Сербии. Это обстоятельство вместе с утверждениями Ягова, последовавшими несколько дней спустя, что он «не знал заранее содержания австро-венгерской ноты», а также новые факты, которые вскрылись впоследствии благодаря опубликованию германских документов, породили большие споры по вопросу, в какой мере Германия была заранее осведомлена об австрийском ультиматуме.
Как уже было указано выше, в течение первых недель после потсдамских разговоров Берхтольд почти исчерпывающе информировал германского посла в Вене относительно своих планов и относительно того, какие приблизительно требования он собирается включить в ультиматум. Эти сообщения были переданы баварскому уполномоченному в Берлине, который резюмировал их в обстоятельной депеше от 18 июля:
«Как мне сообщил Циммерман, нота, поскольку уже определилось ее содержание, будет заключать в себе следующие требования.
1. Опубликование сербским королем прокламации, в которой должно быть заявлено, что сербское правительство совершенно отмежевывается от великосербского движения и осуждает его.
2. Возбуждение судебного следствия против лиц, виновных в соучастии в сараевском убийстве, с привлечением представителей Австрии к этому следствию.
3. Принятие мер против всех лиц, участвовавших в великосербском движении.
Для принятия этих требований будет предоставлен 48-часовой срок. Очевидно, что Сербия не может принять эти требования как несовместимые с достоинством независимого государства. Поэтому в результате должна возникнуть война.
Здесь [в Берлине] безусловно желают, чтобы Австрия воспользовалась этим благоприятным моментом, даже не останавливаясь перед возможными в будущем осложнениями. Но Ягов, точно так же как и Циммерман, сомневается, чтобы в Вене действительно воспользовались этим случаем. Циммерман высказал мнение, что Австро-Венгрия вследствие своей нерешительности и слабости стала теперь больным человеком Европы, каким была раньше Турция. Русские, итальянцы, румыны, сербы и черногорцы ожидают теперь ее раздела. Успешные действия против Сербии позволили бы австрийцам и венгерцам снова почувствовать себя мощной нацией, и это привело бы к возрождению народного хозяйства и на долгие годы положило бы конец всяким вожделениям других стран.
Какую позицию займут остальные державы в случае вооруженного конфликта между Австрией и Сербией, будет зависеть, как здесь полагают, главным образом от того, удовлетворится ли Австрия тем, чтобы наказать Сербию, или потребует для себя территориальных компенсаций. В первом случае можно будет локализовать войну, во втором случае, по всей вероятности, не обойдется без серьезных последствий.
Германское правительство немедленно по предъявлении австрийской ноты в Белграде предпримет дипломатические шаги перед державами в целях локализации войны. Оно будет утверждать, что для него выступление Австрии явилось такой же неожиданностью, как и для других держав, и в доказательство будет ссылаться на то, что император пребывает в северных водах, а начальник Генерального штаба, так же как и прусский военный министр, находится в отпуску… Германия будет подчеркивать, что все монархические правительства заинтересованы в том, чтобы белградское гнездо анархистов было очищено. Германия попытается убедить все державы стать на ту точку зрения, что сведение счетов между Австрией и Сербией касается исключительно этих двух государств. От мобилизации германской армии предполагается воздержаться; хотят также через посредство военных властей постараться удержать Австрию от мобилизации всей ее армии, а в особенности войск, расположенных в Галиции. Иначе в ответ автоматически последует мобилизация в России, что, в свою очередь, заставило бы нас, а затем Францию принять такие же меры и вызвало бы европейскую войну».
Первая часть этого замечательного донесения показывает, что Германия получила только краткие и отрывочные сведения относительно ультиматума; ей было сообщено о требовании опубликования сербским правительством официального обращения к населению, направленного против великосербской агитации, о 48-часовом сроке для ответа и еще о двух требованиях, которые, в общем, соответствуют четырем из десяти пунктов, содержавшихся в ультиматуме. Это были пункты 2, 4, 5 и 6, касавшиеся допущения Австрии к производству расследования относительно соучастников и принятия мер против лиц, замешанных в пропаганде. Кроме десяти пунктов, ультиматум в окончательной своей форме содержал еще большое введение, в котором говорилось о нарушении Сербией данных ею в 1909 году обещаний держать себя дружественно по отношению к Австрии.
Хотя Германия в течение первых недель или десяти дней после потсдамских разговоров имела об ультиматуме сведения, которые мы только что указали, но все же в Берлине считали эту информацию недостаточно определенной. Поэтому после 14 июля Германия снова неоднократно обращалась к Австрии с запросами относительно ультиматума, чтобы в точности узнать его условия и подготовить общественное мнение в пользу «локализации». 17 июля Ягов хотя и соглашался, что планы Берхтольда могут подвергнуться изменению в зависимости от хода событий, но указал, что «он имеет в виду общий характер требований, включая сюда и вопросы территории».
Поэтому Ягов поручил германскому послу в Вене получить информацию по этому вопросу, а также узнать, «куда нас это может завести». Наконец 20 июля он снова писал:
«Для подготовки общественного мнения нам чрезвычайно важно заблаговременно получить точные сведения не только о содержании ноты, но также о дне и часе ее опубликования. Ответьте по телеграфу».
Но теперь Берхтольд уже не обращал внимания на эти требования, и Германии не удалось ничего узнать, за исключением даты предъявления ультиматума и того, что Берхтольд упорно отвергает совет Германии относительно Италии.
Германское Министерство иностранных дел обратилось за информацией также к австрийскому послу в Берлине. Согласно инструкции, Сегени должен был показать ультиматум только 24 июля, то есть на другой день после того, как он будет предъявлен в Белграде. Но Сегени сам нашел нужным протелеграфировать Берхтольду, что он считает безусловно необходимым немедленно информировать германское правительство самым секретным образом, то есть еще до того, как будут поставлены в известность другие державы.
В письме, отправленном в тот же день, он писал:
«Ягов дал мне ясно понять, что Германия, разумеется, будет нас поддерживать безоговорочно и со всей своей мощью, но именно поэтому для нее чрезвычайно важно быть своевременно поставленной в известность относительно того, куда ведет наш путь».
Поэтому на следующий день, 22 июля, Берхтольд наконец дал согласие, и тогда Сегени показал Ягову текст ультиматума. Прочитав его в среду вечером 22 июля, Ягов сказал Сегени, что, по его мнению, ультиматум чрезвычайно резок и слишком далеко заходит в своих требованиях. Он упрекал австрийского посла за то, что он сделал свое сообщение лишь в последний момент. Сегени отвечал, что ничего уже предпринять нельзя, так как ультиматум отправлен в Белград, он будет там вручен на следующее утро и одновременно официально опубликован венским телеграфным агентством[85].
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!