Сын - Филипп Майер

Он подождал реакции, но Джинни молчала, и Финеас продолжил:

– Твой отец рассчитывает, что я не вечен, думает, если он получит мои деньги, все проблемы мигом разрешатся. Но он не понимает – не желает понимать, – что даже вместе с моими деньгами ранчо обречено – вопрос лишь в том, сколько миллионов он успеет пустить в трубу до окончательного финала.

Она поняла, к чему клонит Финеас. От нее ждут предательства собственного отца. Удивительно, но эта мысль не вызвала у нее бурного протеста. Отец, несмотря на свой грубоватый имидж, все-таки был денди. Она всегда об этом знала – наверное потому, что Полковник регулярно это подчеркивал. Деньги – последнее, что его беспокоило, он желал красоваться на обложках журналов, как Полковник. А Полковник никогда не уважал его, и теперь она видела, что Финеас – другой знаменитый член их семьи – тоже не уважает.

– Хочешь перекусить? Или готова еще немножко послушать про дела?

– Конечно, готова.

– Отлично. Скажи, что ты знаешь о скидках на истощение ресурсов?

– Ничего, – честно призналась она.

– Ну конечно. Равно как и твой отец. Скидка на истощение ресурсов – это и есть то, что отличает нефтяной бизнес от скотоводства, как Северный полюс от Южного. В настоящий момент, если ты буришь нефтяные скважины, двадцать семь с половиной процентов доходов ты можешь списать как убытки.

– Потому что тратишь деньги на бурение?

– Именно так мы и объясняем журналистам, хотя в действительности мы уже списали около шестидесяти процентов издержек как нематериальные активы. Скидки на истощение ресурсов – нечто абсолютно иное. Каждый год скважина дает нефть, и, наполняя твой карман, она одновременно облегчает бремя твоих налогов.

– То есть ты получаешь доход, называя это расходами.

Финеасу определенно понравился ее вывод.

– Звучит несправедливо, – заметила она.

– Как раз наоборот. Это закон Соединенных Штатов.

– И все равно.

– И все равно это ничего не значит. Для принятия закона были свои причины. Люди будут разводить скот, даже если это приносит одни убытки, – фермеров не надо поощрять. С другой стороны, поиски нефти – дорогое занятие, а добыча ее еще дороже. Это рискованное предприятие. И если государство заинтересовано в добыче нефти, оно должно побуждать нас к этому.

– Значит, надо бурить скважины.

– Разумеется, надо бурить. Поразительно, как твой отец может по-прежнему думать о коровах. В прежние времена мы получали доходы, используя природные запасы, за десятилетие истощая то, что копилось тысячи лет. Мы наводняли пастбища скотом, уничтожая траву, которая должна его прокормить. Но, как ты уже, наверное, поняла, факты – скучная вещь, особенно для таких людей, как твой отец. Что делает каждый хитрожопый ловкач, пробуривший скважину и заработавший свой первый миллион? Покупает ранчо и запускает туда стадо «герефордов» – точно так же, как он покупает «паккард» и женится на молодой красотке. И вовсе не рассчитывает на прибыль от этих приобретений.

Но все остальные вынуждены существовать в реальности. Мне звонит морской министр, который не желает никакого контроля производства. Ему нужны нефтяные вышки, вышки и еще раз вышки – единственное, в чем мы превосходим немцев, это наша нефть. Сейчас строят трубопровод отсюда до Нью-Джерси, где расположены все нефтеперерабатывающие заводы, и они хотят получить всю нашу нефть, до последней капли.

Финеас выглянул в окно, продолжая говорить, но Джинни потеряла нить беседы. Опять что-то о налогах… Ей стало дурно, она не сможет начать с отцом этот разговор, никак. Война не продлится вечно, обычно отвечал отец, и все вернется на круги своя. Неплохо, наверное, быть таким, как он, считать себя важной фигурой, почти членом королевской семьи, правда, из страны, о которой никто слыхом не слыхивал. Впрочем, многие с ним соглашались. Полковник умер довольно давно, и репортеры уже начинали интересоваться самим отцом; они приезжали брать интервью, и отец с готовностью пичкал их байками Полковника, пересыпая своими собственными – из тех времен, когда они с Полковником захватили усадьбу, битком набитую мексиканскими конокрадами, во время бандитских войн 1915 года. Говорили, что он тогда хладнокровно застрелил человека.

И все равно отец был представителем вымирающей породы, большинство старых владельцев ранчо давно обанкротились. Люди теперь жили в городах – хотя она никак не могла к этому привыкнуть, – времена Дикого Запада ушли в прошлое, далекое прошлое, даже если находились те, кто не желал этого признавать. Отец с его большими руками, тяжелым подбородком, суровым взглядом стал наконец тем, кем мечтал быть с детства, – пережитком истории, обломком минувшей эпохи. И неважно, что сам он не имел к той эпохе никакого отношения. Он водил репортеров к коралям, устраивал для них шоу, бросал лассо, валил бычков, но при этом держал старых, смирных лошадей для посетителей – вещь, немыслимая в прежние времена, потому что лошади стоят денег и предназначены для работы. Не для забав.

Автомобильный гудок с улицы вернул ее в реальность. Финеас все не умолкал:

– …даже если большая часть Округа Хилл пока остается без электричества и еще можно встретить чумазого мальчонку верхом на ослике, эта война перенесет весь мир в новое время. Польская кавалерия раздавлена немецкими танками, каждый каннибал в Южных морях своими глазами видел истребитель, и если кто-то еще сомневался, что эра лошадей миновала, то теперь этот вопрос решен окончательно.

Джинни кивнула. Даже ей это было ясно.

– Джинни, – сказал дядя, – скоро мы будем вспоминать эти дни и сожалеть, что не разрабатывали свою нефть. Поэтому нам просто необходимы скважины на этой земле. Я устал финансировать твоего отца.

На следующий день она вернулась домой. Поезд долго стоял в Сан-Антонио, под раскаленным солнцем. Она прислонилась к окну, стараясь дышать медленно и размеренно, вспоминать о чем-нибудь прохладном – резервуары с водой, источник в каса майор. Повсюду были солдаты – мексиканцы в промокшей форме, бессильно повесившие головы, истекающие потом. Одна надежда, что поезд скоро тронется, эти парни как молодые бычки по пути в Форт-Уорт, на бойню. Тысячи таких же были брошены на расправу японцам, и те рубили им головы саблями. А МакАртур[85]сбежал.

Она попыталась поймать взгляд хоть одного из солдат, но все они смотрели в пол. Ходячие мертвецы. Сколько из них так и не успели стать мужчиной? Она устала быть одна. Представила разъяренное лицо отца, я отдалась солдату, огромная тяжесть свалилась с души. Клинт и Пол ездили в публичный дом в Карризо. Отец знал заранее. Но мне нельзя.

Девочкой еще она приходила к отцу в кабинет, когда тот работал, устраивалась рядом тихонько с книжкой или обнимала его за шею и заглядывала через плечо, и тогда он оборачивался, молча целовал ее – это означало, что пора оставить его в покое.