Бык в загоне - Андрей Воронин

Последняя судорога пробежала по его бездыханному телу, вокруг которого расползалось огромное кровавое пятно.

Сергей как следует протер рукоять стилета, избавляясь от отпечатков пальцев. Сделав глубокий вдох, он заставил свое сердце биться ровно. Потом, задержавшись на минуту у жертвы, проследовал к выходу мимо так и не пришедшего в сознание первого охранника.

Выйдя на пустынную улицу, Сергей осмотрелся и размеренным шагом двинулся к стоянке такси.

* * *

За два часа он сменил четыре таксомотора, петляя по всему городу. Затем, доехав до центрального вокзала, Писарь достал из автоматической камеры хранения более опрятную одежду, а прежнюю отправил в пластиковый бак для мусора платного туалета.

* * *

А Мирза продолжал предаваться наслаждениям, преимущественно плотским хотя ангел смерти уже стоял у него за плечами…

Несмотря на свое кавказское происхождение, Мирзоев очень любил баню даже не столько ее, сколько наслаждения, которые ей сопутствовали.

Часто, возвращаясь из сауны в окружении проституток, он весело приговаривал:

— Ну вот, в баньку сходили, заодно и помылись!

Однако ходить в баню самому было скучно, так как демонстрировать свое мужское геройство было не перед кем, и именно по этой причине Самид частенько брал с собой Тахира.

Так было и на этот раз…

В предбаннике они быстро разделись. Мирзоев с удовольствием осмотрел свое в наколках тело и произнес:

— Ну просто картинка!

— И не говори, — эхом ответил ему Тахир. — Пусть теперь кто-нибудь только скажет, что ты не настоящий вор в законе!

Мужчины по одному проскользнули за утепленную, обитую по краям войлоком дверь.

В парилке тускло горели две неяркие лампочки.

Лежанка ступенями уходила под самый потолок, груда камней источала нестерпимый жар. Мирза, естественно, полез на самый верх — он восседал там, словно на троне, едва не касаясь своей головой обитого пихтовыми планками потолка парилки.

— Хорошая сегодня баня! — произнес он, подмигивая Тахиру.

— Это еще не баня…

— А-а-а… — в глазах Мирзоева мелькнули похотливые огоньки, понимаю… Слушай, а куда Ванда делась? — поинтересовался Мирза.

— Я ее на сегодня не заказывал, — презрительно хмыкнул телохранитель.

— А кого?

— Да тут из Югославии бабы понаехали…

— Одну заказал?

— Да нет… Как ты и просил — четыре штуки.

— Кобылы?

— Да нет — козочки…

И, словно по сигналу, дверь, обитая войлоком, распахнулась и в парилку впорхнули четыре создания.

Другого Мирзоев и не ожидал — он доверял вкусу телохранителя. Самид удовлетворенно посмотрел на девиц, причмокнул губами.

— Ва, какой цветник!

Четыре красавицы, выбрать было из чего. Одна, совсем молоденькая, лет восемнадцать, не больше, стройная и подтянутая.

Вторая была постарше, лет двадцати пяти, и отличалась на редкость пышными формами. Такой ударь по заднице — заколышется вся, как студень, и еще минут пять трястись будет. Может, не очень эстетично для кино или для рекламы, но для любителя в самый раз — особенно для такого, как Мирзоев.

В движениях третьей барышни чувствовалась уверенность, во взгляде читалось умение и искушенность. Светло-каштановые волосы, стянутые лентой, болтались за спиной конским хвостом толщиной в руку. Лицо этой женщины ничего не говорило о ее занятиях. Можно было понять по нему только одно: что она достаточно умна и осмотрительна.

А вот четвертую Тахир наверняка подбирал сообразно своему вкусу. Ей было явно за сорок, в меру подержанное тело обещало массу удовольствий, причем совсем не утомительных для подорванного изнурительной работой мужчины. Глаза Мирзоева тут же заблестели. Женщины выстроились в ряд и, словно по команде, каждая из них поставила правую ногу на нижнюю ступеньку лежанки.

— Злата, Вожена, Милана, Катя, — представились они от самой младшей до самой старшей — Вас поразвлечь, мальчики?

Девицы говорили по-русски, и это очень удивило Мирзу.

— Так вы из России?

— Нет, из Белграда… А русский знаем потому, что у нас русский сутик…

— Кто?

— Ну, сутенер, — недовольно поморщилась Вожена.

Вскоре и Мирзоев, и Тахир уже забыли о жаре, забыли о делах. Каждый из них сидел в обнимку с двумя женщинами, а те, как могли, ублажали своих подопечных.

Они были прекрасно обучены своему ремеслу и никто из них не спешил ведь главное удовольствие не в самом наслаждении, а в его достижении.

Все пошло своим чередом, как и бывает в таких ситуациях…

Вспоминая слежку за домом Мирзы, Сергей никак не мог избавиться от странного чувства. С одной стороны, тот факт, что этот негодяй наконец-то найден, что теперь он вряд ли сможет скрыться от возмездия, согревал душу и сердце, но с другой, если подумать… Ведь он своими глазами видел мирзоевских детей, которые ни в чем не виноваты: он отчетливо запомнил тех мальчиков, выходивших из зеленой машины.

Сидя в небольшом ресторанчике, Сергей посматривал на одиноких прохожих за огромным окном, пытался успокоиться, говоря себе, что смерть Мирзоева справедливое возмездие за смерти многих ни в чем не повинных людей, — что у тех бизнесменов, которых он, Мирза, приговорил к смерти, тоже были дети…

Однако и это почему-то не помогало.

Тогда Сергей попытался вызывать в себе чувство искусственной злобы — он вспомнил, как те черные в Русановке хотели изнасиловать Вику…

При одной мысли о том, что его невеста могла попасть в грязные лапы людей Мирзоева, кровь забурлила в жилах Никитина. Он с такой силой сжал пластмассовый стаканчик с салфетками, что тот сразу же треснул.

— Сука. — прошептал Никитин, поднимаясь из-за стола, — ничего, теперь ты от меня не укроешься.

И, бросив ненужный стаканчик в бак для мусора, быстро расплатился с официантом и направился в сторону своего серебристого «порше»…

* * *

Самид Мирзоев громко храпел, разметавшись в просторной постели. Одеяло сползло на пол, обнажив жирные телеса кавказца. Без дорогого костюма, модной прически и шикарного лимузина он был похож на откормленного поросенка, любимца неизбалованных зрелищами деревенских детишек Тишину комнаты нарушила мелодичная трель телефонного аппарата — Мирза не просыпался После десятого звонка в комнату вошла блондинка в накинутом на плечи полупрозрачном пеньюаре. Расплывшаяся косметика, мешки под глазами, потухший взгляд свидетельствовали о вечерней пьянке.