Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

Никакого?!

Когда и последний вариант (целующиеся Олег Баранкин и Михаил Борисович Лазаревский, причем на Олеге одета испанская мантилья, а за ушко заткнута алая роза) был отвергнут, Валерьян рассказал следующую волнующую историю.

– Стою я это… – он задумался на мгновение, – пысаю в общем.

– Очень интересно! – подбодрил его Кулагин. – Не останавливайся.

Валерьян с воодушевлением продолжал:

– Ну и вот, стряхнул уже, значит… Застегнулся, значит… И вдруг… Что такое?!

– Прищемил! – в притворном ужасе воскликнул я. – Ах ти, бедьненький!

– Да нет!

– А что же?

Валерьян был возбужден:

– А то! Тень-то еще дрыгается! А потом как захлюпает!

– Захлюпает… – эхом повторил я за ним.

– В соседней кабинке, – уточнил Валерьян, по обыкновению своему многозначительно подняв палец.

Я ничего не понимал. «Пысаю», «застегнулся», «хлюпает», да еще «в соседней кабинке». Много непонятного! Тогда старина, как человек более искушенный в житейских коллизиях пояснил мне, в чем сокрыт смысл истории:

– Валерьян был косвенным свидетелем того, как некто онанировал в общественном туалете на «ноль-шестом». Причем, заметь, успешно. Валерьян определил это по следующим признакам: двигающейся тени и характерному звуку эякуляции.

– Эя… чего?

– Семяизвержения.

– Ч-ч-черт! – сказал я.

Это была настоящая бомба! Уже в следующую секунду мы с Кулагиным переглянулись и одновременно закричали:

– Гена Горбунов!

Давно уже муссировались всякие вариации на тему «Гена и туалет на «ноль-шестом». То Гена там кого-то, то кто-то там Гену. То, мол, Гена страстным сатиром затаскивает туда секретаршу Машеньку из Административного, то уже самого Гену не менее страстным сатиром туда затаскивает Иван Иваныч. В общем, обычный бред. Кулагин даже сочинил стишок на злобу дня. Со свойственными ему косноязычием и бесталанностью, он сообщал в своем четверостишье:

Если у вас появились проблемы,

И с сексом вышел облом,

То вас нежно примет и обогреет

Гена на «ноль-шестом».

Валерьян испуганно замахал руками:

– Нет-нет! Это не Гена! Я даже зашел специально проверил, он на месте был.

Мы поспешили развеять его сомнения:

– Конечно же, Гена. Ты сам нам об этом только что сказал.

– Я ничего такого не говорил! – в отчаянье закричал Валерьян, уже понимая, что теперь будет.

– Ну, прощай! – сказал я, хлопнув его по плечу. – У нас появились неотложные дела.

– Да, мы хотим всем рассказать, какие у нас в коллективе бывают извращенцы! – подхватил Кулагин.

– Ну-ну… – добродушно пожурил его я. – Это вовсе не извращение, а так, небольшая слабость. Будем снисходительны к Геннадию. В сущности, он еще подросток.

– Все так, все так. Но коллектив имеет право знать правду, – веско произнес Кулагин.

– Да, – лицемерно вздохнул я, – коллектив это святое.

Валерьян схватился за голову:

– Я ничего вам не говорил… – слабым голосом повторял он снова и снова.

Но мы были уже далеко. Кулагин побежал к Прощай молодости, я же поспешил к Горобцу. Надо было рассказать про Гену всего двоим, причем редко друг с другом пересекающимся сотрудникам. Лавры сплетников нам были ни к чему, а вода дырочку найдет.

Текст заявления для прессы был такой: «Валерьян застукал Гену на «ноль-шестом». Гена теребил пипиську. Это в рабочее-то время!».

Все. Дальше известие распространилось со скоростью лесного пожара… Уже в обед, то есть всего через час дежурка напоминала еврейскую свадьбу. Все говорили одновременно, почти все про Гену, и только Владик Ходунков, по обыкновению своему не разобравшись в смысле происходящего, заныл про дорогие билеты на электричку. Ему еще раз объяснили причину митинга, и он с жаром включился в обсуждение. К немалому моему удивлению Владик оказался в вопросе сексуальных утех почти что экспертом. Он тут же припомнил пару случаев из армейской жизни, в частности рассказал душераздирающую притчу про своего сослуживца-удмурта.

Удмурту этому в аккурат перед демобилизацией пришла в голову дерзкая задумина возвратиться в свою удмуртскую деревню заматеревшим мужланом с преогромным келдышем. Н-да… Я тут недавно почерпнул в одном женском журнальчике: «Представь себе, член тоже может вызвать клиторальный оргазм!». Это дословно, ребята, поверьте, ни буквы не присочинил.

Наверное, удмурт тоже начитался подобных откровений и возжелал соответствовать модным, актуальным тенденциям. Техническая сторона дела была проста. Хитроумный азиат намеревался претворить свою мечту в жизнь посредством растопленного вазелина, закачанного под давлением непосредственно в келдыш.

Он, оказывается, уже проделывал подобный фокус со своими кулаками и добился действительно впечатляющих результатов. Во всяком случае, в среде молодых бойцов он стал самым популярным наставником-старослужащим, ибо околачивал их своими колоссальными вазелиновыми кувалдами поистине громобойно.

Окрыленный этими успехами, удмурт резонно (с его, удмурта точки зрения) провел некие параллели, и пришел к выводу, что по сути дела кулак и келдыш ничем друг от друга не отличаются. Осознав в счастливом озарении этот факт, взял он, значит, и закачал полстакана разогретого вазелина в своего прекрасного (я вот сейчас пишу это и мне страшно!).

И уселся наш отчаянный удмурт с нетерпением ожидать радикальных изменений в линейных размерах и внешнем диаметре. Конечно же, все оказалось не так просто.

Вазелин в полном соответствии с законами гравитации аккуратно стек в нижнюю часть келдыша, где благополучно застыл. Получилась этакая занимательная физика в картинках. Удмуртский келдыш действительно значительно укрупнился, но несколько не так, как удмурт рассчитывал. Вернее, совсем даже не так. Владик сказал, что после всех этих варварских ухищрений он (келдыш) более всего напоминал гриб-подосиновик.

Надо полагать, удмуртские доярки тоже оценили демобилизованного воина адекватно. В общем, вам все шуточки да прибауточки, а у человека личная жизнь пострадала из-за понятного, но недостаточно научно подкрепленного стремления к совершенству. Такая вот жуткая история.

Вернемся к Гене. Когда Олег Баранкин пошел менять его на обед, всеобщее возбуждение достигло апогея.

Сотрудник Горбунов появился как обычно с широкой, немного глуповатой улыбкой на добродушном лице. Бедняга, он еще не знал, что его ожидает… Впрочем, неприятности это почти всегда неожиданность. Только он вошел в дежурку, как вдруг воцарилась пронзительная тишина. Гена, сложив один и один, понял, что его появление и необычно торжественная обстановка как-то связаны между собой. Обнаружив же множество устремленных на него глаз, он еще более смутился. Чтобы как-то снять неловкость, Гена направился почему-то именно ко мне и сказал: