Серебристая бухта - Джоджо Мойес

В первые дни, сразу после отъезда Майка, я злилась не на него, а на себя. За свою глупость, за то, что расслабилась и допустила ситуацию, которая угрожала нашей безопасности. И возможно, за то, что позволила себе, пусть и ненадолго, поверить, что моя жизнь может измениться, хотя уже давно решила, что сближаться с людьми не имею права.

А вообще я злилась на всех: на Майка за то, что он нас обманывал; на людей из совета, которые согласились на его проект, не подумав о китах; на Кэтлин за то, что она позволила ему остаться, и я была вынуждена жить под одной крышей с его надушенной подругой с кольцом невесты на пальце, которая расхаживала по отелю, как будто ничего такого не случилось; ну и на Грэга за то, что он… за то, что он был таким идиотом. Он все время болтался у отеля, злился на меня и одновременно вроде как ждал, что я его прощу. Дошло до того, что мы орали друг на друга при каждой встрече. Думаю, мы оба тогда были на взводе, и ни у меня, ни у Грэга не хватало сил на то, чтобы проявить великодушие.

Не знаю почему – со мной уже давно такого не бывало, – но в ту неделю, когда Майк со своей подругой жили в отеле, мне стоило больших усилий, чтобы встать с кровати. Потом он уехал, но легче мне почему-то не стало.

И еще Ханна. Она сказала мне, с некоторым вызовом, что Майк заплатил ей за фотографии, и показала коричневый конверт с купюрами. Я не успела и слова произнести, как она заявила, что передаст эти деньги Национальным паркам на спасение заблудившихся китов и дельфинов. Она уже с ними переговорила, денег оказалось достаточно, чтобы купить дополнительные носилки для дельфинов, и даже еще останется. Как я могла ей запретить? Я видела, что где-то в глубине души моя дочь хотела защитить Майка, и за это я ненавидела его еще больше.

Ханна как-то притихла. Она перестала спрашивать о поездке в Новую Зеландию и больше времени проводила у себя в комнате. Когда я спросила, не случилось ли чего, она ответила, что у нее все хорошо. Очень вежливо так ответила, как бы давая понять, что мое присутствие нежелательно. А я по ней скучала. По ночам, когда она прокрадывалась ко мне в комнату и засыпала рядом со мной, я обнимала ее, словно хотела восполнить все те моменты, когда ее не было рядом. Так постепенно в ту зиму мы стали отдаляться друг от друга. Преследователи китов по вечерам часто собирались у отеля, будто, сидя вместе за столом, острее чувствовали то, что могли потерять. Ланс, нервно затягиваясь сигаретой, сообщил мне, что Йоши думает о том, чтобы продолжить научную карьеру. Бывшая Грэга в конце концов отказалась от своих претензий на «Сьюзен», но он вел себя так, будто это не было его настоящей победой. Думаю, после того как они прекратили споры из-за лодки, у Грэга в мозгу освободилось место для мыслей о том, что он потерял, а самоанализ не был его коньком.

Снос старого дома Булленов начался в конце августа. За ночь вокруг участка возвели проволочный забор, из города приехали подрядчики со своими доисторическими желтыми машинами и сровняли все с землей. Спустя всего семьдесят два часа забор исчез, и на месте старого дома и сарая осталась только распаханная бульдозерами земля. Когда я выходила в залив и возвращалась обратно, я смотрела на этот участок, и он напоминал мне рану в земле, трагичное черное «О», означающее протест.

Небо было непривычно серым и скучным, и это только усугубляло общее подавленное настроение. Когда приморский город окутывает серая атмосфера, из него уходит вся радость. Гостей стало меньше, хозяева местных мотелей, чтобы отбить выручку за счет торговли в выходные дни, снизили расценки. Мы втянули головы в плечи и старались не слишком об этом задумываться. И все время по заливу продолжали курсировать диско-лодки. Они словно прослышали о постройке нового отеля и решили, что теперь им все можно. Дважды, когда я выходила к Брейк-Ноус-Айленду, эти трехпалубные лодки проходили вдоль береговой линии, на борту было полно пьяных туристов, а музыка из репродукторов могла оглушить весь океан. По иронии судьбы одна из лодок рекламировалась в местной газете как судно, которое способно предоставить туристам все радости наблюдения за китами. Я позвонила в эту газету и высказала все, что о них думаю из-за размещения подобной рекламы. Кэтлин, узнав об этом, прямо сказала, что, если я буду продолжать в таком духе, заработаю себе язву.

Это странно, но со стороны казалось, что Кэтлин смирилась с уготованной судьбой. В любом случае после нашей нервной беседы у нее в офисе мы практически не разговаривали. Я не понимала, почему она так охотно согласилась на то, чтобы Майк соскочил с крючка, а она мне ничего не объяснила. Ночь за ночью Кэтлин уходила спать в свою часть дома, а я без сна лежала в своей маленькой комнате в конце коридора, слушала море и думала о том, сколько еще дней смогу его слушать, прежде чем мы с Ханной вынуждены будем собрать вещи и уехать из Сильвер-Бей.

В начале сентября городской совет объявил, что будут проведены обсуждения плана застройки и каждый сможет высказать свое мнение по этому поводу. Мало кто в Сильвер-Бей верил, что наше мнение кто-нибудь учтет. В предыдущие годы мы не раз были свидетелями застроек в соседних заливах и бухтах: в девяти случаях из десяти застройки продолжались, несмотря на жесткие протесты местного сообщества. Учитывая количество преимуществ и выгодных предложений, которые сулила компания Майка, я не сомневалась в том, что эти слушания обернутся пустой болтовней.

К тому же среди местного населения не было единства. Так получилось, что город разделился: были те, кто обвинял преследователей китов в том, что они излишне драматизируют ситуацию; многих, казалось, вопрос с китами вообще никак не волновал; а некоторые указывали на то, что наша деятельность и есть, по сути, вторжение в среду обитания китов. Последний довод было трудно опровергнуть, тем более что мы все чаще стали сталкиваться с лодками, у которых был менее жесткий кодекс поведения, и они постепенно начинали вести себя в наших водах как хозяева.

Владельцы кафе и управляющие магазинов были заинтересованы в росте туристической и деловой активности в городе, но пока это было нереально, и я им даже сочувствовала. Нам всем надо было зарабатывать на жизнь, и я лучше многих понимала, что сезон сезону в смысле заработка рознь.

Были и мы, преследователи китов, а с нами рыбаки и те, кто просто радовался жизни на берегу залива, где появлялись киты и дельфины, а также те, кто не хотел, чтобы Сильвер-Бей превратился в людный и шумный курортный город. Но у меня было ощущение, что именно наши голоса игнорировали, как будто нас вообще не хотели слышать.

Газеты освещали дебаты с каким-то нездоровым удовольствием: для них это была самая громкая история со времени большого пожара в пабе в восемьдесят четвертом году. Они опровергали обвинения в предвзятости, которые сыпались на них с разных сторон, и без конца связывались с планировщиками, застройщиками и представителями городского совета, чтобы те разъясняли и разъясняли свою позицию, пока им самим не опротивел звук собственного голоса. Дважды я видела в газетах имя Майка и, хоть и злилась на себя за это, читала все, что он говорил. Оба раза он говорил о необходимости компромиссного решения. И оба раза я отчетливо слышала в голове его голос и не переставала удивляться: как можно наговорить столько слов и в то же время почти ничего толком не сказать?