Зеркальные числа - Тимур Максютов

Вдруг взметнулись в черное беззвездное небо золотые сполохи, ударили огненные струи, заплясали под грянувшую мелодию. Близкий горизонт вздыбился и ударил меня по лицу.

Я лежал на спине и видел, как на черном бархате расцветают три невиданные золотые птицы: две больших и одна совсем маленькая, нежно трепещущая.

И еще что-то, что я не разглядел или не понял. Что- то знакомое, но переродившееся.

Пересмотреть бы эту картину снова: два раза по триста…

* * *

Очнулся я в рубке. Чулан остался позади.

Я три раза обшарил крохотный корабль. В нем и таракану негде спрятаться, но я все равно искал.

Гоши нигде не было.

Я забрался в пилотское кресло и закрыл глаза.

Откуда-то, издалека, прилетел тихий смех Гоши:

– Ты посмотри, какой милый! Пушистый.

И будто легкое золотистое крыло коснулось щеки.

* * *

* * *

Когда пришвартовался к ободранному причалу, сквозь блистер терминала разделки списанных кораблей увидел приплясывающего от нетерпения Крыса.

Я и забыл о его существовании.

– Ну как?

– Никак. Нет никакого астероида с романием. Сказки это.

Он растерялся. Схватил себя за нос. Спросил, заглядывая за мою спину:

– А где Два По Триста?

– На пенсии теперь. Птичек разводит.

И пошел.

Крыс догнал меня. Сунул в руки пластиковый листок:

– Тебе радиограмма с Париса.

Сгорбившись и шмыгая повисшим носом, побрел к барной стойке.

Я прочел. Еще раз.

И еще.

«Люблю тебя. Возвращайся. У нас будет ребенок».

– Ошибка президента, – сказал Як, закуривая и на пару секунд снимая с руля обе руки. Машину как раз тряхнуло на особенно глубокой выбоине, и Лехино сердце пропустило удар – гнал Як быстро, а деревья были совсем рядом.

– Не президента, а резидента, – поправил Леха. – Президент наш не ошибается.

– Так это, не наш, – хохотнул Як. – Наш-то конечно нет. Ихний. Буш.

– Это да, – протянул Леха, чтобы что-то сказать, потому что, по правде, не знал о президенте Буше абсолютно ничего, равно как и о никаком ином президенте. Дел у него и своих хватало, вот еще политиками себе голову забивать.

– Вон поворот, – напомнил он Яку. – Притормози чуть, там грунтовка – говно.

Як притормозил, они съехали с узкой разбитой дороги на узкую разбитую грунтовку, запетляли по лесу, поднимая тучи пыли. Проехали мимо дикого малинника, мимо горы мусора под знаком «мусор не бросать» (какая-то тварь даже ржавую панцирную кровать умудрилась притащить), мимо луга, где паслась соседская племенная корова.

– Этот что ли поворот? – сощурился Як. Последний раз он был на Лехиной даче года полтора назад, когда встречали Пашку из армии. Три дня гуляли! Леха чуть из техникума своего железнодорожного не вылетел, мамка ходила за него просить. Она там всех знает.

– За домом ставь, – сказал Леха. – И топчи аккуратнее, мать там луку насадила, еще чего-то, все выходные тут с Басей проторчала.

Тяжелый глухой лай напомнил ему про пакет в багажнике – мамка Басе наготовила костей, жил, еще каких- то разносолов собачьих.

– Погоди, – сказал Яку. – Первым не заходи. Я вас познакомлю.

– Да мы ж знакомы.

– Ага, он тебя полтора года не видел. Что, хочешь рискнуть память ему проверить?

Як не хотел, и вполне резонно – Бася был молодой и суровой помесью московской сторожевой и сенбернара и весил, наверное, больше чем сам Леха (а кличка у Лехи была «Большой»).

Бася вспомнил Яка нормально, завилял тяжелым хвостом, по-свойски сел ему на ногу, прислонился к бедру, подставил голову почесать. Як засмеялся, присел бесстрашно перед полураскрытой огромной пастью, запустил пальцы в густую шерсть за ушами. Бася поднял лапу, положил ему на колено, язык вывалил, довольный.

Яка вообще сильно любили и животные, и женщины. Животные всегда, с детства, а женщины начали класса с седьмого. Была в нем такая азиатская мордастая загадочность, как у Цоя. «Як» потому что «якут», а вообще-то он был Паша Павлов. Но факт фактом – как бы он ни представлялся, девчонки всегда за ним табунами ходили.

– Ты бы, наверное, тоже бы Якута предпочла? – строго спрашивал Леха, поднимаясь на локте и глядя в темные глаза.

– Я тебя люблю, Леша, – говорила Леночка, не моргая. – Никого нет лучше тебя.

Леха верил. Потом они одевались и шли в школу, садились за разные парты и весь день переглядывались.

Но сомнение его никогда до конца не отпускало. Вот и Бася сейчас всем телом демонстрировал большую любовь к Яку, а настоящий хозяин стоял позабытый. Но Леха разорвал пакет, запах пошел, и Бася тут же вспомнил, помчался к нему, гремя цепью, выражая большую радость от встречи.

– Пакет с едой – залог любовного постоянства, – пробормотал Леха.

Якут рассмеялся, достал из пачки сигарету.

– Ничего, будет тебе постоянство. Ну а любовь не купишь, а у тебя есть. А вы не боитесь Басю тут оставлять? В Разгуляево в прошлом году овчарку волки сожрали. На цепи-то даже с одним волком особо не побьешься.

– Не, нормально, – отмахнулся Леха. – То зимой было, оголодали. Сейчас им в лесу раздолье, вот попрутся они сюда с Басей воевать.

Бася с громким хрустом и без видимого усилия раскусил коровью голяшку, подтверждая, что со стороны волков это было бы очень опрометчиво.

– Иди в хату, – сказал Леха. – Мать не запирает, когда тут Бася остается. Я сейчас.

Як кивнул, затянулся сигаретой, пошел в дом.

Ну как, дом – сарай с сортиром. Лехин Производитель собирался ставить хоромы с сауной и теплицей, но это он пока в завязке был собирался, а тому уже восемь лет. Успел только стены поднять, крышу мамка уже сама рубероидом крыла, Леха с пацанами помогали, как могли.

Он прошел за дом, по-детски считая шаги от крапивы, открыл заслонку подвала, поморщился от пыльной затхлости. Поднял мешок – он стоял прямо у входа. Мешок был совсем легкий, легче пакета с Басиной едой, а ведь вмещал двух человек. Кости, конечно, только кости. Одежды не было, вся истлела, но когда их Леха нашел, у немца был шлем танковый, вполне ничего. Васек в Питере его подреставрировал и сейчас пытался продать. Если получится, Лехиных там баксов триста. Хотя это, конечно, тьфу, капля в море тех денег, которые ему были нужны, и копейки по сравнению с тем, что будет, если они найдут танк.