Лабиринт кочевников - Алексей Бессонов

Возле ближайшего ларька Асламов переговорил о чем-то с женщиной, которая смахивала веником снег с грязного деревянного трапика под витриной, потом резко развернулся и указал рукой на серый двухэтажный Дом быта, торцом глядящий на железную дорогу.

– Там у него офис, говорят.

Внутри все было заставлено прилавками с тканями, джинсами и пуховиками. Веселая продавщица, к которой обратился старлей, махнула рукой в дальний конец зала, где виднелась лестница. На втором этаже не торговали. Длинный, едва освещенный коридор был завален тюками и ящиками, мимо которых пришлось протискиваться боком. Ближе к серому окну обнаружилась дверь, обтянутая дерматином, с линялой железной табличкой «Бухгалтерия».

– Тут, что ли? – немного удивился Климов.

– Сказали да, – Асламов дернул дверную ручку, сунулся внутрь.

– Вы куда это? – мгновенно взлетела из-за стола с компьютером пышная блондинка лет тридцати.

– Туда, – басовито ответил ей Климов, показав на дверь внутри приемной.

– А-а…

Юра подыграл, ловко распахнув начальственную дверь и пропустив Яна вперед.

Большой кабинет с ковром на полу тоже оказался наполнен товаром, тюки стояли даже возле письменного стола, за которым быстро писал что-то осанистого вида темноволосый мужчина с оттопыренными ушами.

– Вы ко мне, товарищи? – приподнялся он, сразу же оценив папочку под мышкой Асламова, а главное – шапку Климова. – Случилось что-то?

– Ничего особенного, Ашот Степанович, – вежливо ответил Юра и на всякий случай помахал перед носом директора рынка своим удостоверением. – У товарищей тут вопросик возник по поводу одной сотрудницы вашей, поговорить бы надо.

– Да-а?

Варданян осел в кресле, с опаской глянул на Яна, который занял единственный свободный стул, и вдруг достал из-под стола графин с водой.

– Это про кого вы? Сотрудниц у меня тут не очень много. Больше сотрудники – грузчики, водители есть…

– У вас, Варданян, работала уборщицей некая Галина, – заговорил Ян, внимательно глядя в центр лба директора. – Нас не волнует, что она у вас оформлена не была и все такое прочее, это не имеет сейчас никакого значения.

– Да-а? – Ашот Степанович снова полез из кресла верх, даже дернул на себе ворот свитера с оленями, но потом вернулся на место. – Три дня ее ищем, мамой клянусь, товарищи! Никто не видел, весь рынок обходили, не слышал даже никто! – от волнения акцент, до того почти незаметный, попер во весь рост. – И Гриша, зам мой, ходил, и сам я ходил – гдэ Галя, кто видэл? Нэт Галя, убираться некому, мусор кругом, что дэлать будешь?

– Ну, это понятно, – веско согласился Климов. – Опознать сможете?

Асламов деловито распахнул папочку, положил на стол перед директором несколько цветных фотографий из морга. Варданян глянул, охнул и без малейшего притворства схватился за грудь. Лицо его посерело так, что Ян поднялся со стула.

– Плохо вам, плохо? Сердце? Лекарство есть какое?

– Нэт, нэт… Нэ сэрдце. Нэрвы, товарищи…

Директор повернулся в кресле, сунул руку в шкаф у себя за спиной, достал початую бутылку «Ани», рюмку, кое-как налил и выпил одним глотком.

– Убили ее? – хрипло спросил он, наливая снова. – За что, кто убил? Она никому слова дурного не сказала, работала дэнь и ночь!

– Вы что-то про нее знали? – спросил Ян, когда Ашот Степанович пришел в себя. – Где она жила, была ли семья у нее? Муж, дети?

– Ничего не знал, – горько помотал головой директор. – Даже кто она, откуда, не говорила. Она не говорила – я не спрашивал. Три, нэт, пять лет назад пришла, помогать убираться стала. Сама, так… Люди убираются, она помогает. А потом мне говорят – Ашот, что она бесплатно тут делает? Поговори с ней, пускай убирается, людям легче будэт. А как говорить, она ни один язык не знает, по-русски чуть-чуть только. Откуда такая? Ну, я дэньги ей платить стал. Я такой человек, товарищи, я так считаю – работаешь, значит, и получать должен, правильно? Она работала, все довольны были, любили ее. Там шмоту подарят, там куртку, там покушать, курочку в ларьке – поделятся. Хорошая была. Говорила совсем мало, но улыбалась, помогала всем, без вопросов, когда надо!

– И она, получается, ни с кем фактически не общалась? – перебил его излияния Климов. – То есть никто на всем рынке про нее ничего не знает, так, что ли? Да разве такое бывает? Подумайте, Варданян, хорошо подумайте. К вам по делу претензий сейчас нет, но…

– Говорю ж вам, товарищи, – застонал директор, – она вообще почти нэ говорила. Вот еле-еле, клянусь вам!

– И за столько лет язык не выучила? – подал вдруг голос Юра.

– А? – повернулся к нему шокированный вопросом Ашот Степанович. – Да с ней и таджик говорил, и татары говорили, и казахи – ни один язык не понимает! Она, может, вообще того была, – директор постучал себя по лбу и горестно вздохнул, – бывает же, да?

– Но так-то головой хорошо соображала? – уточнил Ян. – А? Сами же говорите, помогала всем? Не сходится что-то у вас.

– Нэ знаю, – по лицу Варданяна было понятно, что он не врет и действительно ничего не знал о своей уборщице. – Одна женщина есть, она вроде с ней как-то… Сейчас!

Он схватил со стола мобильник, набрал какой-то номер и заорал:

– Гриша! Алену мне в кабинэт найди, живо! Бегом, Гриша, сейчас… Бросай все, потом все, иди, бэги Алену ищи, ко мне в кабинет!

Гриша, здоровенный лоб лет двадцати пяти в черной кожаной куртке, примчался весьма шустро. Вместе с ним шла седая женщина в пуховике, поверх которого красовался не самый чистый фартук. Лицо у нее было красное и растерянное, глаза бегали.

– Алена! – Ашот Степанович снова попытался встать из кресла, но это ему не слишком удалось: взялся за грудь, замотал головой. – Галю твою убили… Люди вот спрашивают, давай отвечай, что знаешь. Все говори, что видела, что слышала про нее, слышишь?

Он налил себе третью рюмку и, кривясь, выпил. Яну стало даже жалко этого мужика, вряд ли в чем-то виноватого, кроме нарушения трудового законодательства – так а кто его тут, собственно, соблюдает?

– Галю убили?! – Торговка шатнулась, поднесла ко рту край фартука. – Ну, я чувствовала… Ой, бедная, видела я, что с ней не так что-то, какая-то она взбудораженная была, да разве спросишь, она ж и не говорила совсем.

– Что значит «совсем»? – резко переспросил Климов. – Как-то же она говорила с людьми?

– Как-то говорила… Только не хотела. И с русским языком у нее плохо было, не давался он ей.

– А сама-то она откуда была, не рассказывала?

– Нет… Я сперва думала, цыганка она. Похожа, знаете… Потом поняла – нет, не цыганка. Манеры другие совсем, тихая такая, работящая очень. И еще мясо почти не ела почему-то, только курочку иногда, а так все кашу да макароны, ну, овощи там какие, соленья покупала.