Охота на банкира. О коррупционных скандалах, крупных аферах и заказных убийствах - Александр Лебедев

И вот прокуратура, проштамповав обвинительное заключение с придуманной политической ненавистью, в судебном разбирательстве все-таки посчитала невозможным прилюдно тиражировать откровенную ложь. Исключения мотива политической ненависти достаточно для того, чтобы отвергнуть обвинение в уголовно наказуемом хулиганстве. Но я очень хотел бы, чтобы в приговоре прозвучал и другой довод, который мне представляется очень важным, – в действиях Лебедева вообще нет хулиганства. Ни с объективной, ни с субъективной стороны. А не только специфического мотива, который это деяние криминализирует. Настоящее дело с вполне заурядным сюжетом приобрело резонансный характер из-за публичности фигур обвиняемого и потерпевшего. Поэтому приговор суда будет обсуждаться в юридическом сообществе.

Я держу в руках Курс уголовного права ведущего нашего ученого-криминалиста Анатолия Валентиновича Наумова, ныне возглавляющего в Академии Генеральной Прокуратуры кафедру уголовного права. В нем автор, рассматривая состав хулиганства на странице 395 тома 2, воспроизводит афоризм, укоренившийся в среде практических работников после принятия Уголовного кодекса 1960 года, который действовал до принятия нынешнего в 1996 году. Афоризм этот отражал судебную практику, использовавшую норму о хулиганстве как своего рода «резервную»: «Аналогии в уголовном праве нет, но есть статья о хулиганстве». Хулиганство на долгие годы превратилось в мешок, сточную канаву, куда сваливались любые случаи дурного поведения.

За последние 20 лет в вопросе уголовной ответственности за хулиганство наша судебная практика прошла колоссальный путь, который отражен в Постановлении Пленума Верховного суда 2007 года. Высший судебный орган страны убрал наконец из состава хулиганства косвенный умысел. «Хулиганство, – разъяснил Пленум, – может совершаться только с прямым умыслом». То есть надо доказывать, что виновный не просто причинил окружающим какие-то неудобства, а стремился грубо нарушить общественный порядок, хотел выразить свое явное неуважение к обществу. Пленум также указал, что само по себе нахождение в общественном месте не предопределяет квалификацию действий лица как хулиганских. Что надо учитывать способ, интенсивность, продолжительность и другие обстоятельства совершенных действий.

Позиция прокурора полностью расходится с постановлением Пленума. Вместо прямого умысла – «желал», умысел косвенный – «не мог не осознавать», анализ обстоятельств произошедшего подменяется единственно указанием на общественное место. Согласие суда с такой позицией будет означать отбрасывание судебной практики на два десятилетия назад.

Напоминаю, защита просила прокурора конкретизировать в изложении обвинения понятие хулиганского мотива. Потому что этот мотив многообразен. Он может проявляться в пьяной удали, грубом озорстве, стремлении покуражиться, поиздеваться над окружающими, обратить на себя внимание циничным поведением. Хулиган хочет учинить бесчинство, буйство, дебош. Государственный обвинитель разъяснять, в чем состоял хулиганский мотив при двухсекундных действиях Лебедева, не стал. Не стал потому, что разъяснить это невозможно. Не услышали мы, в чем все-таки заключался хулиганский мотив, и из выступления прокурора в прениях.

Перехожу к обвинению в побоях. Если анализ хулиганства я начал с субъективной стороны преступления, то анализ обвинения в побоях начну с объективной стороны. Здесь обнаружилось различие в позициях государственного обвинителя и представителя потерпевшего. Государственный обвинитель исходит из того, что было два удара и их для состава побоев достаточно. А представитель потерпевшего сказал: «Нет. Ударов было больше, чем два, и соответственно, они не подсчитаны, но, в общем, их было заметно больше». То, что наносилось два удара, очевидно. Но представителя потерпевшего, опытного адвоката, такая очевидность не устраивает. Ему потребно большее количество ударов. И не случайно.

Ну что ж, обратимся к авторитетным научно-практическим комментариям к уголовному кодексу. Вообще мог бы сослаться на 12 таких комментариев, но ограничусь тремя. Теми, какие непосредственно адресованы правоприменителям: судьям, следователям и прокурорам.

Вот первый комментарий. Он 1996 года. Под общей редакцией тогдашнего Генерального прокурора Российской Федерации Скуратова и Председателя Верховного суда Российской Федерации Лебедева. Вот что написано в этом комментарии к статье 116 «Побои». «Побои – это нанесение многократных ударов по телу потерпевшего, его избиение. Удары при этом наносятся твердым тупым орудием многократно (три раза и более)».

Второй комментарий, уже 2001 года. Он издан Генеральной Прокуратурой Российской Федерации, Институтом повышения квалификации руководящих кадров. Среди авторов комментария, пожалуй, все наши самые известные ученые-криминалисты. Читаю тот же текст: «Побои – это нанесение многократных ударов по телу потерпевшего, его избиение. Удары при этом наносятся твердым тупым предметом многократно (три раза и более)».

И, наконец, еще один комментарий. Свеженький, 2011 года. Указано, что издан для работников прокуратуры. Ответственный редактор – заместитель Генерального Прокурора, Государственный Советник Юстиции 1-го класса, Заслуженный юрист России Малиновский. На странице 347 Комментария прокурорским работникам разъясняется: «Под побоями понимается множественное (не менее трех) нанесение потерпевшему ударов по любым частям тела».

Итак, на протяжении 15 лет в науке и судебной практике не возникало сомнений в том, что объективная сторона побоев состоит в множественном нанесении ударов, а множественность означает три удара и более. Так ведь и предварительное следствие по данному делу исходит из того, что, да, конечно, нужно три. И ударяется в обвинительном заключении во все тяжкие. Начинает совершать подлоги, искажать содержание тех доказательств, которые имеются в деле. Этот вопрос защита ставила на предварительных слушаниях. Вот и представитель потерпевшего с множественностью ударов согласен, пытается натянуть три удара вместо двух. А прокурор заявляет: и двух достаточно. Эдак мы доживем до «хорошего» времени, когда пара пощечин или пинков под зад будут считаться побоями. Тогда у нас из практики уйдет так называемое «оскорбление действием». У нас сплошь, оказывается, будут побои!

Итак. С первым вопросом все ясно. Нет объективной стороны преступления. Поставлю второй. Ну а если бы ударов было три – дошли ли они до головы Полонского? Прокурор считает, что удары дошли, ссылаясь на показания Полонского и свидетелей и заключение судебно-медицинской экспертизы.

Специальные познания для ответа на данный вопрос необходимы, но не в сфере судебной медицины, а в области спортивных и иных единоборств. Защита к таким специалистам обратилась и получила их заключение. Суть в том, что глаз человеческий не все схватывает. В нашем случае всем было ясно, что ударных движений было два. Но сам контакт кулака Лебедева и тела Полонского глаз не ловит. Это можно установить только подробной раскадровкой, которую следствие не сделало.

Привлекая Ваше внимание к заключению знатоков единоборств, отмечу, что оно полностью удовлетворяет всем требованиям УПК. В нем нет затуманивания мозгов перечислением сложных научных методов. Это отсмотр видеозаписи телепередачи с помощью специальных познаний. И когда свое заключение специалисты основывают на раскадровке, отчетливо видно, что удары головы Полонского не достигли. Специалист в области единоборств Зайчиков убедительно и доходчиво все объяснил. И ценность заключения и показаний специалистов в том, что все их суждения проверяемы участниками процесса и судом просмотром раскадровки. Только на раскадровке видно, что левая рука Лебедева, которой он первоначально блокировал руку Полонского, затем ушла дальше и оказалась за пределами головы Полонского.