Доверься мне - Бекка Мак

опускает мою руку к себе на колени, где она медленно переплетает свои пальцы с моими.

— Нормально? — спрашивает она шепотом.

Я смотрю вниз на наши руки. Ее рука такая крошечная, такая мягкая, такая чертовски теплая, и когда я поднимаю свой взгляд, она нежно мне улыбается. Бешеный ритм моего сердца замедляется до ровного галопа, и напряжение в моих плечах спадает.

— Нормально.

— Ты действительно думал, что Олаф умрет там, да?

— Он действительно умер, Олли. Эльза вернула его к жизни, слава богу. Я бы взбунтовался, — я чуть не перекрыл кровообращение в ее руке, сжимая ее так крепко, пока ждал, надеясь, что забавный снеговик снова появится.

— Представляешь, если бы мультики Диснея сейчас были такими же жестокими, как тогда, когда мы росли?

Я вздрагиваю, сжимая ее руку, пока мы идем по фойе кинотеатра.

— Тогда было так много травм.

— Но это сформировало нас. Я бы не стала тем, кем стала, если бы Шрам не сбросил Муфасу со скалы, понимаешь?

— Я никогда не смогу спокойно воспринимать сцену, где Симба пытается его разбудить, — отвечаю я, когда мы выходим в холодную ночь.

Оливия отпускает мою руку, натягивает шапку на голову и достает из кармана пальто свои щенячьи рукавицы.

— Спасибо, Картер. Мне было очень весело.

— Мне тоже. Я рад, что ты пришла, — я переминаюсь с ноги на ногу, улыбаясь ей, а она улыбается мне. Я не хочу прощаться.

Она кивает в сторону улицы.

— Я пойду выпью чаю в кафе вниз по дороге.

— О. Какое совпадение. Я тоже собирался пойти туда и выпить чаю. Думаю, мы можем прогуляться вместе. Может быть, присядем за один столик.

— Ты пьешь чай?

— Никогда.

Оливия захлопывает глаза и смеется, а я обхватываю ее руку в перчатке, когда мы начинаем идти по улице. Крупные снежинки падают с неба, цепляясь за ее ресницы, кончики волос, и она становится похожа на снежного ангела.

— Думаю, ты привыкла к такой зиме, да?

— В Маскоке каждая зима надирала нам задницу, — кивает она, — но это были самые великолепные зимы. Высокие сосны, покрытые снегом, и замерзшие озера, похожие на стекла. Мы с братом ходили на Уиллоу-Бич и играли в хоккей там, где озеро было покрыто толстым льдом, — она морщит нос. — Но думаю, что я слишком привыкла к зиме западного побережья, потому что все, что происходит в последнее время с погодой здесь, меня просто добивает. Я уже близка к тому, чтобы принять предложение Кары закончить сезон в Кабо.

— Нет, ты не захочешь этого делать. Тебе придется слушать, как она и Эм занимаются сексом по телефону каждую ночь. Поверь мне, это не то, что ты хочешь услышать. Я слишком долго терпел это во время наших выездов, — я подначиваю ее плечо своим. — К тому же, это звучит как много дней без меня, что в конечном итоге будет отстойно для тебя.

Ее глаза блестят.

— Да?

— Да, ты будешь скучать по мне как сумасшедшая, и твои дни будут скучными без моих приколов.

Оливия смеется своим мягким смехом, когда я открываю дверь в кофейню. Здесь тихо, сидят лишь несколько человек, которые негромко болтают и потягивают горячие напитки.

Оливия тянется к своей сумочке, доставая кошелек.

— Чего ты хочешь?

— Ты не заплатишь.

— Я заплачу.

— Нет, не заплатишь. Я заплачу.

— Ты заплатил за кино и закуски.

— Да, потому что ты надрала мне задницу в бир-понге, обманув меня, и я задолжал тебе вечер в кино. Это одна и та же ночь, так что это считается.

— Картер…

— Ты не выиграешь, Олли, так что лучше скажи мне, чего ты хочешь.

Она хмурится, но убирает бумажник.

— Я бы хотела латте-чай Лондонский туман, пожалуйста, и спасибо.

Вытаскивая бумажник из заднего кармана, я смеюсь.

— Над чем ты смеешься?

— Просто думаю о том, как ты чуть ли не откусывала мне голову, когда я пытался угостить тебя пивом в ночь нашего знакомства, а потом шептала «но спасибо» после каждой попытки, будто не знала, как мне отказать достаточно агрессивно и при этом не быть слишком вежливой.

Она сдерживает улыбку, сцепив руки на груди.

— Ты вел себя как говнюк в тот вечер.

— Я веду себя как говнюк почти всегда.

— Нет, это не так. Я думаю, ты чаще всего притворяешься, по крайней мере, пока не узнаешь человека получше.

— Возможно, ты права, — я киваю в сторону отдельного столика в дальнем углу зала. — Иди, садись. Я принесу напитки.

Я приношу печенье и кексы, и Оливия смотрит на меня так, будто у меня пять голов, когда я ставлю все на стол.

— Что? Если ты не доешь, можешь забрать это домой. Или я съем. Я всегда голоден.

— Ты все еще нервничаешь?

Я мотаю головой, разламывая печенье с имбирной патокой пополам, и передаю вторую половину Оливии.

— Я так не думаю. Уже нет, — я изучаю, как она слегка наклонилась вперед, играя с маленьким кусочком своего печенья, зубы обхватывают ее нижнюю губу. — Но сейчас ты нервничаешь.

Тепло приливает к ее щекам.

— Немного.

— Почему?

— Потому что нам нужно поговорить, и обычно я хороша в разговорах, но… порой рядом с тобой я чувствую себя как-то туманно.

— Это потому, что ты запуталась?

— Да, — она быстро мотает головой, когда я расстраиваюсь, и касается пальцами моей руки. — Не в том, что я чувствую к тебе. Я просто думаю… я думаю, что мой разум постоянно движется в двух разных направлениях, думая обо всем, что может пойти не так, но также и обо всем, что может пойти нужным образом. Трудно сосредоточиться, и я теряюсь в этом пространстве «между», где мне просто… страшно и непонятно.

— Я понимаю.

— Понимаешь?

Я киваю.

— Предполагаю, я думал о том же, но, возможно, иначе. Я не знал, как сделать шаг навстречу, потому что никогда раньше этого не делал. А когда я захотел сделать шаг навстречу, ты захотела уйти, и это сбивало с толку, — я смотрю вниз на свой горячий шоколад, на взбитые сливки, посыпанные сверху шоколадной стружкой и корицей, и когда я снова встречаюсь взглядом с Оливией, в ее глазах читается уязвимость. — Возможно, я не совсем понял, почему мы тогда оказались на разных страницах, но я понимаю твои страхи, — мое плечо вздымается и опускается. — Думаю, мне просто хотелось бы, чтобы ты осталась и поговорила со мной. Мы могли бы попытаться разобраться во всем вместе.

Звуки тихой болтовни и звон посуды разносятся вокруг нас, пока Оливия размышляет над моими словами.