Сердце Гудвина - Ида Мартин

руки или не шуметь.

– Ладно, – я помолчала, – разберемся как-нибудь.

Глава 33

Понимание причины Ксюшиного странного поведения принесло огромное облегчение. Стало ясно, почему она избегала меня, пряталась и отказывалась что-либо обсуждать. Ее слезы, злость, неоправданные обвинения выглядели теперь естественными. Пропаже телефона тоже нашлось объяснение. Ее заигрывания с Лу и внезапная любовь с Оболенцевым – типичные для Ксюши эмоциональные всплески. Но кто мог вмешаться в нашу с ней дружбу столь варварским методом и зачем?

Кандидатуры были две: Ершов и Рощин. Оба легко могли взломать аккаунты, и у каждого имелся мотив. Мы с Ксюшей все время проводили вместе и существовали как единое целое. Для других рядом с нами места не находилось. Но, отдалив от меня Ксюшу, тот, кто это сделал, получил возможность сблизиться со мной.

Анонимное послание вполне в духе Тима, его методы и подход. Игра в Гудвина давалась ему отлично, и однажды после размещения скринов со взломанных аккаунтов в группе он даже написал, что взломщик выложил далеко не самые страшные секреты из тех, что отыскал. Интересно, скольких людей он мог шантажировать подобным образом?

Подозревать Ершова не хотелось. Воспоминание о нем немедленно отозвалось щемящей теплотой. Однако всякий раз в его словах о Ксюше слышались нотки осуждения, и хотя то была его обычная манера, в сложившейся ситуации это не могло не насторожить. Но еще сильнее напрягало непонимание того, как он узнал про мои способности, если никакой интуитивной динамики не существовало.

Выяснив, кто такой Гудвин, я столкнулась с новой проблемой. Расклад изменился, но действующие лица остались те же. Впрочем, вчерашнее признание Тима вызвало разочарование. С первого дня я подозревала его и даже надеялась, что это он. Правда оказалась слишком простой и предсказуемой. Наверное, я поступила нехорошо, вселив в него надежду и заставив раскрыться. Не будь той прогулки после репетиции, он, возможно, так и остался бы в тени своего фейка. Но откуда мне было знать, что на самом деле я уже тогда влюбилась в Кешу? Тим опоздал. Ему не нужно было сбегать у Матвея на даче. Но он воспринял проявление моих чувств как желание повлиять на Ксюшу. И это тоже говорило в пользу того, что он, возможно, хотел нашего разделения.

Занять голову вошедшими уже в привычку поисками – лучший способ не думать о многолетней Ксюшиной лжи и своей инаковости.

– Алис, ты спишь? – спросила мама, заглянув в комнату. – К тебе пришли.

– Кто? – заинтересовалась я и приподнялась.

– Мальчик какой-то, вежливый и симпатичный. С цветами.

– Волосы длинные и светлые?

Мама заговорщицки понизила голос:

– Это тот?

– Какой «тот»?

– Один из трех?

– Угу.

– Тогда я тебя понимаю. Его сюда пригласить или ты к нему выйдешь?

– Выйду. Пусть в прихожей подождет.

– Хорошо. Как раз тетя Лариса и Альбина посмотрят.

На Тиме была легкая серая рубашка, волосы собраны сзади, он, как всегда, мило улыбался, мамы наверняка оценили его на десять баллов из десяти по шкале мам. Я думала, он принес вчерашние тюльпаны, но букет был свежий: пионы с сиренью, запах которых окутывал его целиком. Цветы я оставила дома.

– Идем к Мартову, – предложила я, пока мы ждали лифт.

– Зачем? – удивился Тим.

– Хочу перед ним извиниться, а к телефону он не подходит.

– Не уверен, что Кирилл захочет меня видеть, особенно в компании с тобой.

Двери лифта плавно раскрылись, и мы вошли в кабину с зеркалом.

– Тебе не обязательно к нему подниматься. Подождешь на улице.

Тим напрягся.

– Алис, мне кажется, мы как-то неправильно друг друга поняли.

– Возможно. – Я посмотрелась в зеркало.

Накраситься я не успела, да и голову после вчерашнего стоило помыть. Трикотажная персиковая кофточка с капюшоном и синие джинсы. Наряжаться настроения не было.

– Я как раз пришел сказать, что…

Договорить Тим не успел – лифт остановился, свет погас. Отражение в зеркале исчезло.

– Что за фигня? – выругался он и принялся требовательно жать на кнопки.

– Черт! – Я вспомнила объявление на подъезде. – Электричество отключили. С четырнадцати до пятнадцати. Сейчас сколько?

Загорелся экран его телефона.

– Четырнадцать ноль одна.

– Ну поздравляю. Значит, будем сидеть.

– Не, погоди, наверное, можно позвонить в техслужбу и попросить выпустить нас.

– Даже если бы я знала телефон техслужбы, то позвонить никуда не смогла бы. В нашем лифте связи не бывает.

Повисла тишина. Тим, похоже, придумывал варианты спасения, но меня разобрал смех. Нелепая, киношная ситуация. Как жаль, что я не застряла с ним так месяц назад.

– Ладно! – Услышав мое хихиканье, Тим сдался. – Видимо, это карма и объясняться с тобой мне суждено в темноте.

– Так что ты пришел сказать?

– Ну… – Его голос звучал ниже обычного и как будто серьезнее. – Я понимаю, что вчера получилось тупо. Я идиот. Не нужно было ничего рассказывать.

– Думаешь, я недостаточно оценила твою откровенность?

– Думаю, что я просчитался. Не стоило все смешивать.

– Нет, Тим, дело не в тебе и не в Гудвине. Дело во мне.

– Я уже понял.

Мы стояли в разных углах кабины и будто разговаривали с пустотой.

– Кстати, Гудвин мне нравился. Иногда бесил, конечно, и даже пугал, но тема про персональный чат-бот моя любимая. Ты очень необычный человек. Я просто не успела понять до конца. Но сейчас это уже не важно.

– Значит, ты теперь с Ершовым?

– Откуда информация?

– Угадай.

– Вы обсуждали меня? – Кровь прилила к голове.

Перед глазами тут же нарисовалась картинка. Кеша провожает взглядом, как я спускаюсь в подземный переход и исчезаю в нем, а потом сразу же достает телефон и набирает номер Рощина: «Ты в пролете, чувак». Видение было настолько ярким, что я не сразу разобрала ответ Тима. Только последнюю фразу: «Поэтому я все понял».

– Угу, – неопределенно отозвалась я, – извини.

– И что же ты о нем думаешь?

– О ком? О Ершове? Не знаю, что ты хочешь услышать, но если собираешься рассказывать про него гадости, то прибереги силы. Нет худшего способа завоевать симпатию, пытаясь утопить другого.

– Эх ты! – Тим тяжело вздохнул. – Я похож на ничтожество?

Я вспомнила, как благородно он оправдывал клоунаду Ершова на репетиции танца.

– Наоборот, я собирался сказать, что такой, как ты, Кеша подходит гораздо больше меня.

– Какой «такой»?! – Мой голос ткнулся в темное зеркало и вернулся обратно.

– Сейчас я тебе кое-что скажу, и это самое главное, ради чего я пришел. Потому что после, что бы ни происходило, я уже не смогу этого сказать. Дальше все произойдет без меня. Просто знай, что, будучи Гудвином, я очень привязался к тебе. Даже не подозревал, что это так. До тех пор, пока мы не стали переписываться, я видел в тебе только красивую девушку, но постепенно втянулся и стал относиться не как к другу, нет, но как к человеку. Если ты понимаешь, что я хочу сказать. И сейчас чувствую, что правда люблю тебя. И если бы я мог отмотать время назад, то повел бы себя по-другому. Обещаешь запомнить то, что я сейчас сказал?

– Хорошо, обещаю. Но у меня остался один вопрос. Как тебе удалось ответить мне на загадку про акул, если я видела, что ты в этот момент ничего не писал?

– Блин, – раздраженно прорычал Тим, – ты ни фига не слышала! Тебе вообще на все плевать! Я тебе сейчас сказал самое важное, но у тебя мозги, как у куклы, а вместо сердца погремушка.

Послышался глухой удар.

– Вчера я подумал, что ты просто растеряна и не знаешь, что ответить, но сейчас вижу, какая ты поверхностная и равнодушная. Чертов лифт!

– Прости.

– Что?

– Прости, что не могу любить тебя так, как ты меня.

Послышалось движение. Глаза немного привыкли к темноте, и я смогла различить, что он опустился на корточки.

– Теперь я понимаю Матвея.

– А что Матвей?

– Он всегда говорил, что вы с Михайловой заслуживаете хорошей порки.

– Стой, – внезапно догадалась я, – он нарочно это устроил? Бросил ее? Это была его порка?

Тим помолчал.

– А как еще восстановить справедливость?

– Справедливость? – Я задохнулась от возмущения. – И это ты называешь справедливостью? Твой Оболенцев подлец и сволочь.

Теперь уже я стукнула по стене кулаком, и это движение черной тенью отразилось в едва различимом зеркале.

«Районы кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво…» – песня на его телефоне. Так вот о чем она! А ведь я