Запрет на тебя - Елена Тодорова

Молча давлюсь дерьмом, пока Артем Владимирович открывает окна и с непроницаемым выражением лица вызывает по мобиле клининг.

– Не хочу бить тебе по нервам, но так жить – это не дело, – спокойно говорит мне мгновением позже. Чувствуя, как пылают рожа и верх тела, с трудом выдерживаю взгляд. Знал бы, что я творил с его дочерью, не беспокоился бы о том, что делаю с собой. – Что скажешь?

– Что вы правы, как и всегда, – сипло выдыхаю я.

Батя Чаруш сдержанно одобряет мои выводы.

– Давай так, Даниил, – выдает после непродолжительной паузы. – У тебя сутки, чтобы привести себя в порядок. В понедельник жду тебя у себя на серьезный разговор. Договорились?

Обдумывать это предложение сил нет. Киваю, просто чтобы он скорее ушел и оставил меня вариться в этом аду дальше. Но когда это происходит, появляется клининговая бригада, и меня все-таки переключает. Принимаю душ, бреюсь, чищу зубы и впервые за десять дней выхожу из дома. Гоняя мысли, за которыми сам не успеваю, рассекаю на Гелике по городу. Маячу бесцельно, пока какие-то гребаные чувства не берут верх.

Мазохизм чистой воды, но я еду на дачу.

Взбегаю по лестнице. Врываюсь в Маринкину комнату. Дергаю ящик стола. Только вот… Дневника там не оказывается. Перерываю все, но отыскать проклятый блокнот не удается. Его просто нет больше, как и всех моих фотографий.

Пока пытаюсь понять, что это значит, меня накрывает мощнейшей лавиной паники.

Вдох-выдох. Атака не отступает.

Не знаю, что именно там собирался прочесть. То, что, как утверждала Маринка, было самым важным до нашего прыжка и разговора в лесу? Или то, что она чувствует сейчас?

Зачем мне это? На хрена?

Чё там по рассудку, вашу мать? Он, сука, собирается ко мне возвращаться?

Сам ведь хотел, чтобы она меня ненавидела. Добивался, чтобы конкретно от меня отвернуло. Необратимо.

А теперь что? Что теперь, блядь?

Как мне это пережить?

Следующая ночь проходит тревожнее всех предыдущих. Возможно причина в том, что провожу ее на трезвую. Мысли становятся четче и осознаннее.

Вдох-выдох. Готовлюсь к выходу на баскетбольное поле. Не то чтобы планирую смотреть на трибуны, только знаю ведь, что и без зрительного контакта ее почувствую.

Свисток арбитра. Жора выбивает мяч. Принимаю. На автомате отправляю его в корзину. Что-то не так… Сердце намахивает, но как-то неправильно. Это не обычное волнение, которое я испытываю, когда кобра оказывается где-то рядом. Нечто хуже, глобальнее, опаснее… Резко верчу головой раньше, чем удается себя остановить.

Чара, Лизка, Филя, Лия… Все.

– Тоха, бля… – орет кто-то из пацанов.

На инстинктах принимаю пасс. Снова несусь к корзине. Закидываю.

Сердце продолжает бешено качать отравленную кровь и раскидывать ее, как и положено, по организму.

«Все под контролем… Все нормально…», – думаю я.

И вновь устремляю взгляд на трибуны.

Чара, Лизка, Филя, Лия… Обрыв.

Маринка не пришла? Не пришла… Как она могла не прийти? Всегда приходила. А сейчас… Я все понимаю, конечно. Повел себя как подонок. Хотел, чтобы дистанцировалась. Но, блядь, не настолько же! Именно тот факт, что Маринка Чарушина больше не в моей команде поддержки, становится для меня новым смертельным ударом.

Задыхаюсь, ощущая, как при каждой попытке вдохнуть все слизистые огнем обжигает. В глазах плывет и множится. Голова кругом. Я вместе с ней. Мечусь по площадке, будто бухой.

И… В какой-то момент просто покидаю поле.

– Шатохин, мать твою! Куда пошел? Вернись сейчас же! – горланит тренер.

На кой мне уперся этот баскетбол, если ее нет?

В раздевалке, ловя жесткие приходы паники, стараюсь осознать и принять, что остался один. Вот теперь точно один.

Один на один со своим гнилым нутром.

Один… Один… Один…

До конца матча, путем нехитрых методик, кое-как примиряюсь с этим фактом, но когда Жора сообщает, что Маринка вечером выступает на танцевальном фестивале, валю на мероприятие с ним. Стараюсь не греть себя надеждами, мол, она на мой матч не пришла из-за своей тренировки. Но, сука, грею ведь! Сам не понимаю, как хватает наглости еще на что-то рассчитывать.

Попадаем в зал аккурат перед выходом Чарушиной. Шагаем между рядами, когда она появляется, и меня словно небесной молнией прошивает. Насквозь, вашу мать. Пережигая все нервные клетки. Уничтожая их и образуя нечто новое, будто синтетическое. Неокрепшее, крайне уязвимое и безумно дрожащее.

Упиваясь своими эмоциями и ощущениями, не сразу замечаю, что с ней тоже что-то не то.

Красивая, но бледная. Сама на себя непохожая. Осунувшаяся, без тени улыбки на лице. Будто и не Маринка вовсе, а лишь ее копия. Выглядит необыкновенно встревоженной.

Словно не выступала всю свою жизнь перед публикой. Словно не наслаждается этим вниманием. Словно боится всех, кто сейчас находится в зале.

Вдох-выдох. Аварийный запуск сердечной мышцы.

Врезается в ребра мучительно. Дробит кости и сама же травмируется. Самая ненормальная часть меня. Никаких заложенных инстинктов. В кайф, что ли, рваться и исцеляться? Маньячная штука. Нездоровая.

Нет бы и дальше спать, так это долбанутое сердце вдруг решило, что тоже способно любить.

Едва эта мысль приходит в голову, ожидаемо захлебываюсь страхом. Но… Я борюсь с собой. Я еще не проиграл.

Не отрываю взгляда от сцены, пока занимаем с Жорой места. Там Маринка величественно, как настоящая принцесса, поклон бьет и замирает со стартом музыкального проигрыша.

– Расскажешь, что сегодня произошло? – шипит с соседнего кресла Прокурор. – Какого хрена ты покинул поле?

– Потом, – отмахиваюсь я.

Начинается танец. Говорю себе, что пришел просто насмотреться. Но зачем мне это нужно – определить не способен. Разве без того мало? Понимаю ведь риски, но продолжаю смотреть на Маринку. Только ее и вижу. На Додика ноль на массу.

Сердце поистине рекордную скорость набирает. Бахая, забивает все прочие звуки. Я даже музыку толком не слышу. Для меня Чарушина выступает исключительно под гонгоподобные удары моего черного сердца.

«Дань…»

«Я тебя обожаю, Дань…»

«Данечка…»

«Спорим, Дань? Первого сентября проверим! Ты? Или я?»

«Признай уже, что я для тебя тоже особенная-особенная… И не потому что я – сестра твоего друга… А потому что я – это я… Твоя Маринка… Твоя, Дань!»

«Обожаю тебя, Дань…»

«Дань-Дань…»

«Да-не-чка…»