Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

субъектом, при чём, «лоб в лоб» – либо она также, как и он, смотрела на звёзды, либо намеренно не нашла сторону, в которую возможно отойти.

Схватила его за ладони, словно боялась, что он упадёт от их столкновения, хотя художник – великан в сравнении с ней. Не отпускала его руки пару мгновений, но потом, засмущавшись, всё-таки отпустила.

–Простите, – прошептала ласково и почти искренне, а он смотрел в свои ладони, словно впервые видел их и ничего не отвечал.

–С вами всё в порядке? – забеспокоилась девушка.

«Нет, не в порядке!», – думал он, ведь по ладоням всё ещё гуляли разряды приятного электричества. Такие приятности приводят к любви, потому боялся поднять свои очи, ведь только что о ней он говорил и обещал себе не поддаваться этим чарам.

–Просто, – замялся он, не зная, что сказать, – я кое-что узнал о вас.

–И что же вы узнали? – настороженно спросила она, сделав наигранный вид, что её раскусили.

Это не могло скрыться от Арлстау, не могло не привлечь, и глаза посмотрели в глаза.

–Разрешите, ещё дотронуться до ваших рук? – размеренно спросил он, с каждым словом углубляясь в её карие глаза и всё больше умиляя свою улыбку, как ловелас, перегнувший палку в своём откровении. – Возможно, расскажу, зачем сейчас столкнулись.

–Вижу, от скромности до наглости вам нужен только шаг, – усмехнулась она его смешному искусству обольщения и протянула ему свои руки…

Глава 6

Чувства не имеют глаз.

Всё так женственно в ней, словно нежность целовала всё тело её, проникала под ткани одежды, на любовь оставляла надежду, красотой рисовала лицо.

–Уверен, что всё в ней женственно?

–Нет!

Лицо, как сердце, но были в нём жестокие черты – неуловимы они для очарованных глаз. Фигура, как скрипка. Чёрные волосы до пояса изящно зачёсаны на правый бок. Улыбка еле заметна, но прекрасна, пропитана королевской коварностью, но улыбаться героиня не любила. Носик ровный; брови домиком; глаза карие, глаза острые, глубиною больше века. Взгляд расплывчатый, умиляющий, одним взглядом вычеркнула из мыслей Леро; губы сочные, интригующие, похожи на запретный плод.

«В мире так много искусственных лиц, с вымышленными чертами, и так жутко иногда бывает замечать за ними старость. Когда не спрятана, не так холодно выглядит. Как хорошо, что предо мной настоящее лицо, ведь их осталось так мало…».

Она – мечта любого, кто говорит на всех углах, что сильный он! Художник рядом с нею растаял, как первый, ноябрьский снег, и от него остались только лужи.

Не даром душа её похожа на снежинку. А, может быть, на первый снег. А может, на звезду или на белый одуванчик. Сейчас ему не разглядеть за внешней красотой…

Да и ладони сыграли свою роль, их игра была искренней. Ладонь прижимается к ладони – казалось бы, бесценно, но это по-настоящему оценит лишь безрукий.

Когда кисти рук вернулись к нему, он и не вспомнил, что с чем-то смирился, а с чем-то попрощался. Всё забытое возвращается.

Кому-то при первой встрече желательно затащить женщину в постель, кому-то сорвать с губ поцелуй, а ему достаточно ладоней на мгновение, и он – самый счастливый человек! Счастливый с этой женщиной, с другой таким бы не был!

Лишения лечат испорченность, зарождают в человеке недооценённую скромность. В Арлстау её было катастрофически мало, а в Данучи её много. Данучи – тот художник, который считает себя равным всем людям и всем аврам, но об этом позже…

–Моё имя Ана… – и запнулась, и он придал значение, но подыграл.

–Анна? Очень приятно, я Арлстау.

–Вы путешественник? – проницательно спросила она.

–Да.

–Почему именно этот город?

–Хочу узнать его.

–Узнать или что-то найти в нём?

–Вы тоже здесь что-то ищите?

–По мне заметно, что я гость? – спросила, не скрывая хитрости в губах.

–Ярко бросается в глаза.

–Что же выдает?

–Всё!

–Любопытно…

Анна отвела взгляд в сторону и вспоминала какое-то событие, а художник проникся в неё взглядом и ясно увидел, что в её воспоминаниях был он.

«Но это невозможно! Жаль, что самих воспоминаний не увидеть! Может, я ошибаюсь…»

Заинтриговала его девушка, в загадку легко влюбиться…

–Дурная слава закрытых городов совсем не пугает? – спросил он безучастно.

–Я не гость здесь, это мой дом! – солгала она, но продолжила со всей искренностью, как ей самой казалось. – Дурную славу придумывают люди, а настоящая слава это отдельное достижение или событие. Славу нужно заслужить, и дурной она быть не может. Если ты посмешище, которое все знают – это далеко не слава…

Полчаса шли по набережной. Начались деревья, что выше головы, и стало заметно зеленее. Атаковала свежесть.

В основном, говорила она, а он слушал. Разговор обо всём, но ни разу не обмолвилась словом о важном, а небо под ногами так и не заканчивалось, конец не виден.

В каждом кусочке оно неповторимо, нигде нет одинаковой звезды, нет похожих друг на друга комет и планет, и все, словно светились ярче от ног первой пары, что образовалась в этом странном городе.

Все шли по одиночке, а они вдвоём, и это было так удивительно для художника, но редкий прохожий обращал внимание на них, и это счёл не естественным.

О том, что что-то слышала о художнике, рисующем души, не обронила слова, словно весь мир знал о нём, а она не знала. «Видимо, и правда, здесь нет связи с миром…»

Художник пригласил даму в ресторан, лишь заметив его за углом. Её взгляд не пылал интересом к этому месту, но ему хотелось присесть и продолжить зачатую симпатию.

Чувствовал, что чем-то ей понравился. Этого достаточно для тридцати трёх минут знакомства.

К такой женщине любой побоится подойти, не каждый подойдёт, потому не был удивлён, что она сейчас с ним.

Красота пугает многих, красота заставляет страдать, чтобы ей не годились в подмётки – это не о высоких каблуках и раздутых губах, а о тонкостях души, которыми владеет красота.

Когда душа красива, тело познаёт, что такое совершенство…

Он не рассказал ей, кто он; она не рассказала, кто она. Конечно, говорил ей про свои картины, которые когда-то рисовал, но не сказал, что он – кудесник душ.

Преподносил рассказанное, как будто всё прошло, будто это уже не исправить, словно это никак не вернуть…

Художник любил задавать себе вопрос: «Кто ты такой?», и хоть сам же себе отвечал на него, вопрос этот – лучший помощник.

«Кто такой Иллиан, к примеру? Он ненормальный путешественник, искусный архитектор и убийца, родившийся с душой