Ночь с роскошной изменницей - Галина Владимировна Романова

И он выкатил на нее желтые рысьи глаза и уставился по-змеиному, не мигая.

Конечно, она помнила! Еще бы не помнить. О закладке первого камня в фундаменте писала местная пресса, причем разноцветная пресса, включая желтую. Освещало местное телевидение. Планировался огромный центр досуга с бассейном, саунами, тренажерными залами, детским кафе и даже рестораном на третьем этаже. За выигрыш в тендерных торгах рвали друг другу глотки. Победила группа предпринимателей, в число которых входила и Сочельникова Анна Васильевна.

Соня, помнится, тогда ее поздравляла. И посылала букет цветов и коробку конфет. Сама приехать не смогла по какой-то причине. Хотя, чего теперь врать? Причина была одна – ей никого не хотелось видеть после предательства Никиты. И радости ничьей разделять тоже не хотелось. Вот и отсиделась дома…

А центр досуга так и не построили. Строительство выше цоколя так и не поднялось и до сих пор пугает горожан заросшим глухой крапивой пустырем. Хорошо, что хоть в прошлом году хватило у кого-то ума огородить пустырь глухим бетонным забором.

– Танька украла у матери общак, – авторитетно заявил Макс, насладившись изумленно вытаращенными глазами Сони. – Потому и документы ей понадобились фальшивые, потому и смылась подальше от материного глаза, потому, вернувшись, и не спешила с ней встретиться. Деньги-то были немалые, Софи. Так вот…

Все теперь становилось для нее более или менее понятным. И то, почему с такой упорной настойчивостью искала Анна Васильевна свою пропавшую дочь, досаждая милиции и частным детективам. Наверняка догадывалась, что та жива и здорова. Жаждала просто возмездия и возврата денег, которые ей не принадлежали. Правильнее – принадлежали не только ей. Потом отчаялась и в отместку за дочернюю подлость сделала из Софьи наследницу. Вот, мол, утрись, дорогая! Ты меня так, а я тебя – эдак!

И смысл ее злых отчаянных слез рассматривался теперь уже несколько иначе. Совсем не так и не о том плакала Анна Васильевна. К ее обиде примешивалась еще и ярость. Отчаянная, гневная жажда возмездия.

– Откуда тебе это стало известно, Макс? – Соня качнула головой, с изумлением глядя в его сторону. – И почему именно теперь? Что же раньше об этом никто не знал и не догадывался?

– Тайна была за семью печатями, представляешь, – хмыкнул тот, почесав лохматую макушку. – Денежки, поговаривают, были грязными. Нигде не отмытыми, вот и… Тишина стояла гробовая, короче. А теперь, когда Анну убили, кое-кто раскрыл рот и под бутылку коньяка разговорился так, что эта информация просочилась в массы и достигла ушей нашего с тобой общего знакомого, в гостях у которого ты так сладко и так долго спала, Софи… Ну, милая, мне пора. Думаю, что на этом моя миссия закончена? Теперь вам с твоим сыщиком и делать, собственно, нечего. Найти ту тетку, что искала Таньку и с которой их связывало знакомство по Германии. Как следует тряхнуть Никиту. И все! Кто-нибудь из двоих непременно окажется убийцей. Поверь мне, я знаю, что говорю! Идем, проводишь меня.

И он потащился нехотя в прихожую обуваться в пыльные, растасканные до ниток кеды. С кряхтением нагибался. Ворчал что-то об одиночестве, заставляющем выходить в ночь на опасные улицы, буквально наводненные преступниками. Потом выпрямился, затянув грязные лоснившиеся шнурки на кедах. Окинул себя в зеркале с ног до головы, довольный увиденным, осклабился в улыбке и подмигнул ей:

– А я ведь парень хоть куда, так, Софи?

– Ничего, сойдешь, – милостиво согласилась она, притопывая от нетерпения возле двери.

Скорее бы уже Макс ушел. Она бы позвонила Олегу и рассказала ему все, что только что узнала. Они со Снимщиковым хоть и расстались сегодня днем вполне на миролюбивой ноте, может быть, даже чуть больше, чем просто миролюбивой, но застолбить свои позиции, напомнив о себе, все же не мешало. А Дворников, как назло, не уходил и не уходил. Городил невесть что об одиночестве. О странном нежелании уходить куда-то в ночь.

Нежелание и в самом деле казалось ей странным, потому что более вольным, чем Макс Дворников, мог быть только ветер. Он десятки раз пытался сожительствовать с женщинами разных возрастных, весовых и социальных групп, но ничего у него не выходило. Одна была дурой, причем дурой непроходимой. Вторая была дурой нетерпимой. Третья – дурой поразительно какой страшной, интересно, где у него были глаза на момент выбора. Ну и так далее до бесконечности.

Что всегда удивляло в этой ситуации Соню, так это странность тех самых женщин, которые клевали на Дворникова. По ней, так уж лучше быть одной, чем с ним под одной крышей.

– А вот это ты зря, Софи, – обиделся он вдруг, опять-таки прочитав ход ее мыслей. – Я хороший. И совсем не хуже твоего мента, так и знай. Я вот все бросил и таскаюсь по городу который день, чтобы твоя очаровательная задница не прела на нарах. А он что?

Господи! Откуда он про Олега узнал, спаси и сохрани! Ладно, мог раскопать информацию о том, что тот приезжал на место преступления, допрашивал ее, даже пытался засадить за решетку, но… Но о ее чувствах к нему откуда мог узнать Дворников? Неужели на ней крупными буквами выцарапано, что она влюблена в Снимщикова?..

– А он, дорогая, себе новые дырки на погонах готовит, – продолжал развивать тему Макс, привалившись спиной к ее двери и, кажется, не собираясь уходить. С пива его так повело, что ли? – Он карьерист и выскочка, твой Снимщиков! Наводил я о нем справки, наводил, не сомневайся.

– Зачем это тебе? – Соня в отчаянии закатила глаза.

Макс действительно захмелел и, кажется, совершенно недвусмысленно намекал ей на возможный свой неуход из ее квартиры. Вот еще счастье привалило!

– Как зачем, как зачем?! Я же должен знать, с кем таскается моя… – он вдруг споткнулся на готовом сорваться с его губ слове и притворно закашлялся. – Моя подруга.

– Твоя подопытная подруга, – едко вставила Соня, припоминая ему все зло, сотворенное в прошлом. – На мне ставились опыты, не забыл? А Олег…

– А твой Олег, вернись к нему сейчас дочка одного местного богатея, не скажу, как ее зовут, и не проси, тут же забудет о своем благородстве, – со злостью выпалил Макс и начал судорожно цепляться за головку замка, пытаясь открыть дверь. Ломал замок и приговаривал, не меняя интонации: – А то, скажите пожалуйста, окрылился он вдруг идеей спасти тебя от застенков! Да не верю я ему, поняла, дурочка! Не верю! Подлюка он, твой Олег Сергеевич. И случись сейчас перевес доказательств не в твою пользу, мигом перелицуется, мигом повернется к тебе задом, как избушка на курьих ножках. Но все, пока, Софи, спасибо за ужин!

Он так саданул дверью о притолоку, что на втором этаже в квартире пенсионеров заливисто зашлась лаем крохотная собачонка. Соня, так и не успев как следует посмаковать его желчные заверения, заперлась на замок. Прошла на кухню, открыла кран, взяла в руки тарелку, вспенила мочалку под струей воды и… тут же застыла, потрясенная до глубины души.

А ведь не так уж и не прав этот монстр в образе Макса Дворникова. Он ведь зачастую оказывался прав, редко когда ошибаясь. Он ведь и в ней не ошибся, засунув ее в обезьянник по ложному обвинению, которое потом сам же и опротестовал.