Ночь с роскошной изменницей - Галина Владимировна Романова

Теперь надлежало подняться на ноги и тащиться туда, наверх, откуда изредка слышался гул проносившегося мимо транспорта. На ноги встать не удалось, левую она совершенно не чувствовала. Пришлось ползти. И она поползла, вонзая ногти в землю, цепляясь распухшими пальцами за траву. Ничего, с трудом, но получалось. И через кусты пробралась, оставив на ветках, наверное, одну треть своей шевелюры. И по склону карабкалась, ни разу не потеряв сознания. А вот когда вылезла наверх и увидела габариты припарковавшейся у обочины иномарки, все же не выдержала и заревела.

– Эй! – захрипела Соня, привстав на локтях. – Эй, сюда! Помогите!!! Помогите, мать вашу!..

Ее никто не услышал, но копошащийся на обочине силуэт, видимо, заметили. Водительская дверь приоткрылась, и на землю опустились женские ноги, обутые в туфли без каблуков.

Женщина слабо ойкнула, посветила в ее сторону фонариком и очень медленно и осторожно двинулась к Соне. Это она сделала такой вывод по мягкой вкрадчивой поступи, самой женщины ей не было видно, только ноги.

Тупые носы спортивных туфель остановились возле ее головы. Женщина тут же присела на корточки, осветила ее лицо, тело, ноги, погладила Соню по волосам и тихо спросила:

– Как вы, девушка?

– Сойдет, – прохрипела она и попыталась улыбнуться. – Но бывало и лучше. Вы мне поможете?

– Да-да, конечно! Сейчас я перегоню машину поближе. Сможете забраться на сиденье? – заторопилась ее спасительница.

– Уж коли выбраться смогла оттуда, – она попыталась указать подбородком в сторону кустов внизу, но шея будто одеревенела, – то уж забраться смогу. Мне надо в больницу, кажется. Что-то с моей левой коленкой не то.

– Да-да, конечно. Я сейчас, я быстро! Лежите здесь!

Ноги, обутые в спортивные туфли, ходко затрусили к машине. Хлопнула дверца. Мягко заурчал мотор, и машина начала сдавать назад. Остановилась в поллуметра от ее головы. Женщина выскочила на улицу, снова склонилась над Соней и, подхватив ту под подмышки, потянула кверху.

– Ой, ой, да вы тяжеленькая, – опечалилась ее спасительница. – Давайте на раз-два, и…

С горем пополам, то и дело отдыхая, отдуваясь и нечасто чертыхаясь, они добрались до пассажирского заднего сиденья. Женщина, показавшаяся Соне в свете габаритов очень симпатичной и очень молодой, дернула дверцу, усадила ее спиной и почти приказала:

– Все! Укладывайся! Так тебе будет удобнее!

Едва ощутив под своей пятой точкой мягкую опору, Соня тут же расслабилась и начала запрокидываться на спину. Облегчение, которое она испытывала, медленно опускаясь спиной на сиденье, было несравнимо ни с чем. Но голова неожиданно уперлась во что-то жесткое, пахнувшее бензином и… кажется, табачным дымом. Это что-то шевельнулось под ее волосами, сдвинулось, и тут же голос, показавшийся знакомым, просипел:

– Давай, давай, заползай, красотка. Молодец какая! Уж думали, придется тебя по кустам искать до самого утра либо сжечь с машиной вместе. А ты вон взяла и сама наверх выползла. Молодец! А теперь поспать тебе нужно.

Она снова его узнала, черти бы побрали все на свете!!! Она узнала его за мгновение до того, как на лицо ей шлепнулась мокрая, остро воняющая тряпка.

Это был тот самый водитель, который ее похитил. Который потом не справился с управлением – так, кажется, всегда комментируют в сводках дорожно-транспортных происшествий. И опрокинул машину в кювет. И который самым невероятным образом остался цел и невредим.

Нет, лицо все же было в ссадинах. И на руке, той, что швырнула ей на лицо тряпку, Соня успела заметить глубокие порезы.

Зачем же она тогда выбиралась? – успела подумать Соня, прежде чем снова провалилась в черную бездонную яму…

Олегу снилось что-то удивительное, трепетное и нежное. Это что-то он вроде держал в руках, перебирал и наслаждался поразительной мягкостью. Потом пришло осмысление, что это волосы Сони. Рыжие мягкие кудряшки длинными прядями свисали с его ладони, и он гладил их, гладил. И вдруг испугался. А где же Соня?! Волосы ее на его ладони, а Соня?..

Подскочил на диване, будто ему на грудь кипятку плеснули, так стало трудно и больно дышать. Глянул на окно. Темнота. Ночь, судя по чернильной темноте в стеклянном квадрате, в самом разгаре. Чего не спится? Ах, да! Сон! Странный до обморока сон с Сонькиными прядями волос на его руке. И Снимщикову снова сделалось нехорошо, как от странного ощущения невосполнимой потери.

Может, это оттого ему приснилось, что весь остаток дня промучился чувством вины, что отпустил ее, не удержал, не сказал того, что нужно было сказать. Отмолчался, проулыбался, как идиот, а теперь вот сны всякие дурацкие снятся.

Он прошлепал босыми ногами на кухню и недовольно сморщился. Вчера вечером, когда ходил за хлебом, не снимал ботинок и теперь ступнями, как пылесосом, собрал всю пыль. Не хватает в доме женщины. Не хватает. Был бы и порядок и чистота, было бы кому и его гонять.

Открыв кран на полную мощность и тут же забрызгав весь пол возле раковины, Олег налил кружку воды, залпом выпил. Посмотрел снова за окно, потом на часы на руке. Половина третьего. И чего не спится? Ах да, сон же его разбудил! Нехороший сон про Соньку. Наверное, сон и правда нехороший.

Помнится, мать его когда-то давно учила разгадывать сны, и у нее это так верно получалось всегда. Теперь вот некому подсказать, к чему это все?

Может, позвонить Соне и извиниться, а? Просто взять и позвонить, невзирая на то, что половина третьего, что он наверняка ее разбудит и что она наверняка не поймет спросонья, чего он от нее добивается. Позвонить и сказать:

– Алло! Софья Андреевна, привет тебе, это я! Чего звоню? Соскучился!

Или:

– Алло! Сонь, я звоню тебе, чтобы сказать, что я, кажется, в тебя немного влюблен.

А может:

– Сонька, с тобой все в порядке? Мне тут сон дурацкий про тебя снится. Ты никуда не смей выходить из дома без меня, слышишь?..

Все три варианта были идеальны, и он не знал, с которого ему начать. Может, озвучить все три сразу и спросить, который ей больше понравился?

Взяв в руки телефонную трубку, Олег потюкал ею легонько себя по виску, глянул в старое с растрескавшейся амальгамой зеркало. Оно сегодня ничего, вело себя вполне прилично, отразив его хоть и заспанным, но довольно-таки симпатичным. Набрал домашний номер Соньки, застыл, мысленно ведя отсчет.

Она должна будет взять трубку где-то на десятый-пятнадцатый зуммер. Пока проснется, пока поймет, в чем дело, пока дойдет до телефона. Хотя у нее трубка, наверняка она ее кладет на тумбочку в изголовье. Все равно…

Все равно она должна была давно поднять трубку, даже если бы он стоял у нее в соседнем подъезде! Почему Соня не подходит к телефону?! Так крепко спит, отключила его, чтобы не беспокоили, или… Или его чудовищно коварный сон, разбудивший в половине третьего ночи, в руку?!