Судьба генерала Джона Турчина - Даниил Владимирович Лучанинов

нож и рассовал все вновь по карманам. Из-за плеча его выглянуло худое лицо миссис Гарпер в белом чепце — глаза припухшие, красные, уголки запавших губ скорбно опущены. Турчанинов вежливо взялся за шляпу:

— Добрый день, миссис Гарпер.

— К тебе не приезжали? — спросил Джул.

— Нет, — насторожился Турчанинов. — А кто должен приехать?

— Не хочу огорчать тебя, Джон, но думаю, что и к тебе приедут. Так что будь готов.

— Да кто должен приехать? Что случилось? — неясная тревога сжала сердце Ивана Васильевича.

— Скверные дела, дружище. — Джул плюнул на дорогу, коричневый табачный плевок тотчас же завернулся в бархатистую пленку пыли. — Выгнали нас. Со старухой и с ребятишками.

Турчанинов рассердился:

— Да ты можешь говорить толком или не можешь? Кто вас выгнал?

— Приехал вчера из города человек, от мистера Бюэлла, из конторы, и бумагу привез. Мистер Бюэлл, говорит, решил продать эту землю — аренда больше себя не оправдывает. А потому, дескать, чтобы завтра вас здесь не было, сматывайтесь.

— И ты что же? Собрался и поехал? Бросил дом, землю, все нажитое? — спросил Турчанинов, не скрывая возмущения безответной покорностью Джула.

— Нет, Джон. Я ему тоже сказал.

— Что же ты ему сказал?

— Я ему сказал: «Мы родились здесь. Мой отец всю жизнь поливал своим потом эту землю. Она была дикой, он ее приручил, и она стала давать хорошие урожаи. Я тоже работаю на ней всю жизнь... Нет, мы не уйдем отсюда, сэр, — сказал я этому городскому стрикулисту. — И убирайтесь, сэр, подобру-поздорову, пока не получили пулю. У меня ружье есть».

— Так и сказал?

— Так и сказал, — подтвердил Джул, с флегматичной размеренностью жуя свою жвачку.

— А он что?

— А он сказал: «Надеюсь, вы не хотите, чтобы к вам явился шериф и обвинил вас в покушении на убийство и в захвате чужой земли?.. Не валяйте дурака, Джул Гарнер, собирайте манатки и отправляйтесь на Запад». — Джул плеснул сквозь зубы коричневой слюной. — Подумал-подумал я и решил ехать. А что еще делать?.. Всю ночь думал... Оно конечно, трудно все начинать сызнова, да ничего не поделаешь.

Помолчали.

— Ма‑а, Дик щиплется! — плаксиво пожаловался из-под крыши фургона девчоночий голосок.

— Она врет, ма, я не щипал! — опроверг невидимый Дик.

— Вот опять ущипнул... — захныкала девочка.

— Перестать! — крикнула, обернувшись назад, миссис Гарпер. — Перестать, пока я не принялась за вас обоих!

Вытирая фартуком мокрые, розовые после стирки руки, подошла Надин, поздоровалась кивком головы, тревожно улыбаясь. Гарперовский фургон она увидела из окна.

— Куда это вы направляетесь, миссис Гарпер?

— Сами не знаем, милая миссис Турчин. Вот выгнали нас с детьми на улицу, как собак бездомных. — Миссис Гарпер замигала, бледные губы горестно задрожали. — Сколько лет жили, работали с утра до ночи, честно трудились — и вот... — Закрывшись стареньким клетчатым передником, она беззвучно давилась рыданьями.

— Довольно, старуха, сырость разводить, — угрюмо проворчал Джул. — Не наревелась еще... И откуда у вас, женщин, слезы берутся, прямо удивительно... На Дальний Запад едем, миссис Турчин.

— Но ведь там индейцы! — воскликнула Надин.

Из-под брезентового свода высунулась беловолосая, вертлявая, неровно остриженная овечьими ножницами голова тринадцатилетнего Дика.

— А мы будем с ними сражаться! — сообщил он, воинственно блеснув озорными глазами. — И на бизонов будем охотиться! Па обещал мне купить ружье!

Мать явно натренированной рукой дала ему подзатыльник, и Дик, приняв это как должное, вновь убрался под крышу фургона.

— На Западе, сказывают, много хороших земель. И земли свободные, бери, сколько хочешь, — проговорил фермер.

На крупе запряженной лошади, возле которой стоял Турчанинов, словно бы радужно переливался большой, неизвестно откуда взявшийся драгоценный камень. Кучка слетевшихся оводов, поблескивая прозрачными крылышками, жадно разъедала свежую ссадину. Лошадь беспокойно переступала с ноги на ногу, обмахивалась хвостом, не доставая, то и дело по коже пробегала судорожная дрожь, но оводов все это нисколько не тревожило. Тяжелая вишневая капля как бы нехотя поползла вниз по атласистой темно-рыжей шерсти. Турчанинов прихлопнул рукой кровососов, сгоняя с лошади, тупо поглядел на ладонь и вытер ее о теплый конский круп. Несколько полураздавленных оводов свалилось на землю.

— Проклятые, живьем едят, — сказал Гарпер. — Ну, надо ехать. Будь здоров, Джон.

С минуту они с Турчаниновым трясли друг другу руки.

— Желаю тебе удачи, Джул.

— И тебе.

— Да благословит вас бог, миссис Турчин! — всхлипнула фермерша.

— И вас тоже, миссис Гарпер, — сказала Надин.

Растроганные прощаньем женщины расцеловались. Угрюмый Джул хлестнул длинным кнутом по конским крупам, фургон тяжело тронулся, колеса вновь заскрипели. Когда отъехали несколько шагов, фермер высунулся и крикнул:

— Мне тот парень из города сказал: «Многие попадут в такое положение, как ты, Гарпер». Так что ты, Джон, того... Ухо держи востро...

Они стояли под отвесными палящими лучами чужого солнца, русский мужчина и русская женщина, и глядели вслед медленно удаляющемуся по дороге фургону. Взбитая красноватая пыль постепенно заволокла и трусившую рядом с лошадьми черную собаку, и привязанную за рога корову, что понуро шагала сзади, болтая тяжелым выменем; вот стал виден только белый полукруглый верх повозки...

— А может, нас не тронут? — неуверенно спросила Надин — в глазах у нее мерцал страх.

— Я тоже думаю, что не тронут! — бодреньким тоном ответил Турчанинов. — Ничего, Наденька, не волнуйся. Не будет же Бюэлл выгонять всех своих арендаторов!

Больше они не упоминали мистера Бюэлла и, скрывая друг от друга томительное беспокойство, занимались каждый своим делом, однако чаще обычного поглядывали на дорогу и всякий раз настораживались, когда вдали начинала вдруг клубиться пыль.

День прошел спокойно, а под вечер Турчанинов, рубивший на колоде сучья для плиты, увидел, как подъехал и остановился перед фермой кабриолет, в котором сидели двое мужчин. Один из них вылез и направился к дому, другой остался сидеть, держа поводья. Минуту Иван Васильевич смотрел, потирая натруженную спину, затем ленивым шагом тоже пошел к дому, не выпуская топора.

— Это клерк мистера