Трудно быть богатой - Мария Жукова-Гладкова

Суд меня оправдает? Кстати, а по каким законам меня будут судить? По нашим или местным? Какая чушь лезет мне в голову…

— Ты только детей, пожалуйста, отвези дедушкам, — сказала я тихим голосом. — Они ни в чем не виноваты.

Камиль резко нажал на тормоз и остановился у края тротуара. Я смотрела на него полными слез глазами. Он на меня — как на полную идиотку.

— Да тебя не в хирургию, а в сумасшедший дом надо было везти, — только и сказал он.

Потом он попытался меня обнять, я отшатнулась.

— Оля! — взвыл Хабибуллин. — Ты что, в самом деле подумала, что я тебя убить решил?

Я молчала.

— Я такой кретинки в жизни не видел! — завопил Хабибуллин. И еще осыпал меня парочкой похожих комплиментов. — Да пошутил я, вспомнив наши вчерашние разговоры! Ну не знал я, что с тобой шутить нельзя! Что у тебя полностью отсутствует чувство юмора!

— А почему ты повел меня не к машине, а…

— Смотри, — Камиль ткнул пальцем в следующий дом, снова тронулся с места и затормозил уже перед огромной витриной, за которой стояли манекены в шубах. У входа красовалась надпись по-русски, сделанная расположенными одна под другой буквами: «Норки».

— И что? — спросила я.

— Шубу тебе купить хочу, идиотка! — взревел Хабибуллин, выпрыгнул из джипа, обошел машину кругом, отрыл мою дверцу, почти силой вытащил меня и поставил на асфальт.

У меня слегка закружилась голова.

— Плохо? — спросил он с беспокойством. И опять оно показалось мне искренним. А в его глазах мелькнула забота. — Оля, голова?

Но уже все прошло. Плохо было только в первый момент.

Обняв за талию, Камиль повел меня в магазин, где к нам тут же подскочили две девушки — явно наши соотечественницы, подрабатывающие на Кипре.

— Норку. Сапфировую, — сказал Хабибуллин приказным тоном.

И мне стали выносить шубы. Никого не волновало, что у меня запачкано платье, да и вид какой-то взъерошенно-испуганный. Сам хозяин магазина крутился вокруг, сдувая невидимые пылинки, а я в конце концов почувствовала себя королевой…

Четвертая шуба села так, словно была сшита на меня. И это поняли все.

— Мы берем, — сказал Камиль.

Шуба стоила шесть тысяч долларов. И я еще получила подарок от магазина: норковую шапочку как раз моего размера. Шубу упаковали в специальный пакет, донесли его до машины, поставили там на заднее сиденье и мы отбыли в направлении виллы. Правда, по пути остановились у небольшого открытого кафе. Камиль сказал, что там продают вкуснейшие пирожные. Так что мы взяли с собой целую коробку.

Услышав шум машины, дети выбежали на улицу.

— Мама, что я тобой? — Витька первым заметил грязное и даже порванное в одном месте платье. Ссадины мне обработали в больнице. Но скрыть-то их было нельзя.

— Дядя Камиль, что у вас с лицом? — спросила Катька.

И тут я впервые внимательно посмотрела на Хабибуллина. По всей вероятности, это я постаралась своей сумочкой. У Камиля была разбита губа и порезана щека. Когда он сидел в профиль в машине, я на него не смотрела, потом в магазине… была занята собой. В больнице… Я совсем не думала о нем. Я думала о себе. Но ведь ему, наверное, тоже больно.

— Мы попали в небольшую аварию, — ответил за нас двоих Камиль. — Так что давайте сами приготовьте ужин, а то мама плохо себя чувствует.

Дети вошли в дом вместе с нами, расспрашивая об аварии.

Камиль что-то отвечал, придумывая на ходу.

— А что вы купили? — Катька повисла на руке Камиля, который нес пакет. — Это нам подарок?

— Нет, это маме, — сказал Хабибуллин и повернулся ко мне. — Примерь-ка еще раз. Пусть дети посмотрят. А после ужина съедим пирожные.

Я выполнила его просьбу. Катька с Витькой, наблюдая за моим дефиле, раскрыли рты. Камиль расположился в кресле. Я встретилась с ним взглядом. Сейчас его темные глаза ничего не выражали. Я подошла к нему, нагнулась и поцеловала в оцарапанную щеку.

— Больно? — прошептала одними губами.

— Щекотно, — сказал он громко, потом предложил сходить искупаться. — Для твоей головы полезно будет, — добавил с усмешкой. — Правда, холодная прорубь тебе бы лучше подошла.

— И мы пойдем! И мы! — завопила Катька.

— А потом вы готовите ужин, — Камиль ткнул в нее указательным пальцем.

— Посмотрим, — кокетничала с ним Катька, строя глазки.

Я отправилась наверх переодеваться. Шубу мы снова упаковали в пакет, и Витька вызвался помочь отнести ее наверх.

Зайдя в комнату, он плотно притворил за собой дверь и приложил палец к губам. У меня тут же упало сердце. Сын извлек из кармана шорт сложенный листок бумаги и протянул его мне. Я развернула его; Витька наблюдал за мной без тени улыбки.

Этот почерк мне был хорошо знаком, я помнила, как бывший муж переписывал мои конспекты и как оставлял мне записки на кухонном столе. В них всегда было по несколько ошибок. Лешкина грамотность и теперь оставляла желать лучшего.

«Буть остарожна с Камилем. В Питере позвани по телефону»…

— Он просил сразу же уничтожить, как прочитаешь, — прошептал сын. — А телефон перепиши в книжку.

Я быстро извлекла записную книжку из сумочки, номер записала на последней странице без каких-либо пояснений. Правда, поняла, что это сотовый: начинался на девятку. Затем записку разорвала, а мелкие кусочки бросила в мусорную корзину.

— Откуда она у тебя? — спросила я одними губами, доставая купальник.

— Папа приходил, — также одними губами прошептал Витька. — С бородой. Мы на пляж вышли искупаться, когда проснулись, а там он. Катька его не узнала. Она наоборот мне кричала, что ты говорила: «Не разговаривайте с незнакомыми». Но он вроде как дорогу спрашивал к вилле Ивановых. А потом мне эту записку вручил и подмигнул. Катька не видела. И сказал, чтобы я тебе отдал ее без Хабибуллина, и чтобы мы скорее отсюда уезжали.

Я без сил опустилась на кровать. Витька сел рядом, обнимая меня за плечи.

— Мама, неужели дядя Камиль плохой? — спросил сын.

Теперь я вообще ничего не понимала. Но… значит, бывший с бородой мне не померещился? И что он там делал?!

Я закрыла лицо руками.

— Мама! Мама! Не плачь! — стал теребить меня Витька, а потом выдал: — Мне дядя Камиль нравится больше, чем папа.

Я молчала.

— Мама, а мы тут долго жить будем? — не отставал Витька.

— Не знаю. Спроси у дяди Камиля.

В дверь постучали, и послышался голос Хабибуллина:

— Эй, вы там что, заснули?

— Иди, Витя, мне надо переодеться, — шепнула я сыну и добавила: — Ты — молодец. Сделал все правильно. Никому не говори про папу. Я… сама еще не разобралась.