Командарм - Макс Мах

Первым убрали с Дальнего Востока Эйхе. Сменили командные кадры армии, лишили "диктатора" поддержки вооруженной силы. Потом вызвали в Москву самого. Александр Михайлович уже приезжал в двадцатом, приехал и в двадцать первом. Тут его с должности и попросили, объяснив, что так лучше для партии. А Краснощеков с лета семнадцатого являлся большевиком — если и не по убеждениям, то хотя бы формально, — и отказаться не смог. Да и как тут откажешься, если ты один и за тридевять земель от своей столицы. Но и разбрасываться такими кадрами не резон. Ленин так тогда и сказал, да и Троцкий знал и ценил Александра Михайловича еще по работе в Америке[56]. Так Краснощеков стал замнаркома, но долго в Совнаркоме не продержался. И там достали. Пришлось уходить в Промбанк СССР, который он сам и создал, и возглавил.

Высокий, сильный и яркий, зрелый, состоявшийся мужик, свободно говоривший и писавший на пяти или шести языках, он легко очаровывал женщин, тем более что был хорош собой и умел галантно ухаживать. Так что влюбленность Лили объяснить было несложно — она называла его "Второй большой"[57] — труднее понять, что нашел в ней он. Но роман получился знатный, о нем, как позже поведала Кравцову жена, судачила вся Москва. И становилось понятно, отчего Маяковский выглядел тогда, при их встрече в кафе, таким несчастным.

"Я теперь свободен от любви и от плакатов, шкурой ревности медведь лежит когтист".[58]

Загорюешь тут, когда любимая женщина спит и с тем, и с другим, но не с тобой. Или и с тобой тоже, но редко и мало, а у тебя гордость, любовь и страсть, и половой аппетит, как у голодного волка. На диете долго не просидишь, странно, что вообще не застрелился.

Ретроспекция. 1923 год: На крутых поворотах (2)

— Ко мне вчера приходила Лили, — тон у Реш был озабоченный, она хмурилась.

— Какая Лили? — Кравцов в очередной раз вернулся со службы ночью, когда жена уже спала, поэтому разговаривали — "сразу обо всем" — за завтраком. Следующая оказия могла случиться и завтра, или даже послезавтра.

— Брик… Ну, эта…

— Да, помню, — Макс понял, о ком речь. — Сюда приходила?

— Нет, — мотнула головой Рашель. — В ЦК.

— Она разве член партии? — Макс еще не разобрал интригу и пытался, как он в таких случаях выражался, "нащупать гать".

— Нет, она беспартийная, — объяснила Рашель. — Маяковский, кстати, тоже. Она приходила ко мне. Просила помочь.

— А что Луначарский уже не помогает? Их же Анатолий Васильевич лично опекает…

— Здесь он ей помочь не сможет.

— Где это "здесь"?

— Ты что же не слышал разговоров про Краснощекова? — удивилась Рашель.

— Не слышал.

Кравцов действительно был последнее время настолько занят, что ему было не до "светской хроники", но тон жены настораживал.

— Рассказывай! — предложил он.

— Ну, ходят слухи о растратах, о кутежах…

— А на самом деле?

— Лиля говорит, кто-то специально распускает слухи, чтобы был повод для ареста. Но, Макс, он действительно для многих, словно бельмо на глазу. Я и раньше слышала. Каганович его как-то назвал "американцем", а Андреева, мне рассказывали, чуть удар не хватил, когда Александр Михайлович написал в анкете, что он в социалистическом движении с 1897 года.

— Ну, так он, и в самом деле, один из старейших революционеров, — пожал плечами Кравцов.

— Но Андреев-то в партии с четырнадцатого года и всем уши прожужжал, какой он заслуженный товарищ.

— Ну, и что? У меня у самого партстаж с девятьсот пятого.

— Вот тебя за это и любят некоторые товарищи.

— А сам он что? — Кравцов доел бутерброд, допил чай, но вставать из-за стола не торопился. "Дело" Краснощекова хорошо укладывалось в общую атмосферу, сложившуюся в Москве в мае 1923 года. Это стоило обдумать, да и человека жаль. Хороший, умный мужик, не фанатик, не начетчик. Грамотный, разумный экономист, великолепно разбирающийся в финансах, но да… "не свой". Не пролетарий, одним словом. И притворяться не хочет.

"Жил бы в своей Америке, беды не знал. Практикующий успешный адвокат, ректор Рабочего университета… А сам-то ты, Кравцов, чем занят? Тебе кто мешает?"

Любопытный, между прочим, вопрос: откуда вдруг такая пламенная страсть к Революции? Откуда это "горение" и служение? Кажется, в прошлой жизни он не разделял идеалов коммунизма, и к социалистической идеологии относился скептически. Ан, вот как вышло! В этом самом ЦК и состоит.

— А сам он что? — спросил Макс, закуривая. — Ну, Владимир Ильич, допустим, сейчас болен, не принимает. Но Троцкий Краснощекова лично знает. Почему сам к Троцкому не пошел?

— Не знаю, — покачала головой Рашель и тоже закурила. — К Льву Давидовичу, поди, и не попадешь так просто.

— Краснощеков — "не так просто", — возразил Макс. — Впрочем, неважно. Я наведу справки, только ты не обнадеживай, пожалуйста. Кто его знает, что там на самом деле произошло.

Ретроспекция. 1923 год: На крутых поворотах (3)

— Докладывайте! — голова была тяжелая, и уже третий день приступами схватывало виски.

Надо было бы отдохнуть, отлежаться, но куда там! Управление итак уже едва ли не перешло на казарменное положение — заговоры, шпионаж, диверсии, бандитизм — так еще и свои мутили воду. ГПУ словно с цепи сорвалось. Врагов искали везде, где надо и не надо. Но, судя по всему, кое-кто решил, что пришло время окончательно освобождаться от чуждых элементов. За один только июнь пришлось "освобождать из узилища" двадцать семь бывших офицеров царской армии, служивших в штабах и учреждениях РККА, и четырех инженеров, связанных с Артиллерийским управлением. И что обидно, доносы писали свои же красные командиры, не говоря уже о товарищах комиссарах, те самые, что победили в Гражданскую отнюдь не без помощи этих самых "спецов". Кто воевал, занимая мало-мальски значимые должности, не знать этого не мог. Но знать, понимать и делать из понятого выводы способны не все. Писать начали еще во время войны, заваливая кляузами и доносами и особые отделы, и политуправление, и реввоенсовет. Заблуждались или сводили счеты не суть важно: наушничество среди русских офицеров было не в чести. Но и бывшие, успевшие вскочить на подножку локомотива Революции, писали тоже. А чекисты… что ж, им такой оборот только в прибыль — они же и поставлены затем, чтобы бдить. Вот и хватают всех подряд.