Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд

и заключила военно-морской союз с нацистами, противоречивший Версальскому договору. Французы, воспринявшие англо-немецкий пакт как незаконный и предательский, усвоили урок, поняв, что в случае чего Британия поставит свою выгоду выше коллективной безопасности. Гитлер же сделал вывод, что союзники разобщены, а Лига Наций беспомощна, а значит, можно безнаказанно продолжать пересматривать Версальский договор в одностороннем порядке.

Руководство британского штаба очень встревожила неспособность Лиги повлиять на ситуацию в Маньчжурии и Германии, и оно настойчиво убеждало Национальное правительство наращивать вооружения. На армию следовало потратить дополнительные 40 миллионов фунтов стерлингов, на флот – 90, на воздушные силы – 15. Управление госслужбы, возглавляемое сэром Уорреном Фишером, также рекомендовало пересмотреть систему британской обороны и советовало Национальному правительству держать в голове экспансионистский манифест Гитлера. Черчилль, убежденный, что Гитлер «готовится к войне», также умолял кабинет приступить к перевооружению и немедленно сформировать министерство обороны.

А Национальное правительство не желало увеличивать военные расходы – ни Болдуин, ни Чемберлен не рассматривали нацистского лидера как серьезную угрозу. Сама идея, что этот безумный доктринер не остановится ни перед чем для расширения границ Германии, казалась слишком абсурдной и устрашающей, чтобы всерьез раздумывать о ней. Правительство предпочитало верить немецкому канцлеру, когда он говорил, что желает лишь скорректировать некоторые пункты Версальского договора и стремится к «хорошим отношениям между Англией и Германией». В Британии считали претензии Германии обоснованными, а их удовлетворение не входило в противоречие с основными британскими интересами – безопасностью империи и превосходством на морях. И пусть пересмотр Версальского договора предполагал приобретение некоторого «жизненного пространства» для Германии на востоке, это, в принципе, выглядело вполне приемлемо, поскольку угрожало не британским, а русским интересам. «Если кому-то в Европе суждено подраться, – говорил Болдуин, – я бы хотел, чтобы это делали нацисты и большевики».

Так или иначе, наращивание вооружений как политическая стратегия не привлекала ни в экономическом, ни в избирательном смыслах. В 1932–1933 годах Чемберлен довел расходы на оборону до самого низкого уровня за восемь лет. Выделить лишние средства на вооружение означало или повысить налоги, или увеличить государственный долг, а Чемберлен поклялся не делать ни того ни другого. Общество тем временем цеплялось за свою веру в коллективную безопасность и разоружение. Лейбористы продолжали набирать голоса на местных и дополнительных выборах, стоя в основном на пацифистской платформе, и это подкрепляло веру Национального правительства в то, что, как формулировалось в одном официальном документе, «общество еще недостаточно информировано о реальности военной угрозы, чтобы согласиться с финансовыми последствиями исполнения официальных рекомендаций».

Инерция и усталость также сыграли свою роль в том, что администрация так вяло реагировала на нацистскую опасность. Болдуина и Макдональда все больше одолевали трудности со здоровьем и преклонный возраст: почти глухой и страдающий от люмбаго лидер тори был, как злобно выразился Черчилль, «поразительно ленив и бесплоден»; да и Макдональду «стоило бы сидеть дома». Даже в лучшие годы Макдональду и Болдуину не хватило бы решимости противостоять сумасшедшему гангстеру, который теперь правил Германией; а к середине 1930-х им обоим недоставало ясности мышления, энергии и смелости хотя бы на попытку обратиться к этой сложной задаче. И все же главной причиной столь робкой реакции Макдональда и Болдуина оставалась прежде всего сама перспектива еще одной чудовищной войны. Идея перевооружения не вызывала у них энтузиазма, поскольку они оба верили, что, как выразился Болдуин, «много оружия неизбежно ведет к войне», и оба были убеждены, что второй общемировой конфликт разрушит Западную цивилизацию.

Но в конце концов даже такое правительство признало напряженность в международной обстановке. Болдуин, сменивший Макдональда на посту премьер-министра в 1935 году, дал понять, что подход администрации изменился. Он взял на себя обязательства сохранить военно-морскую мощь Британии и достичь равенства с немецкими процветающими военно-воздушными силами, но Департамент госслужбы этими заверениями не удовлетворился. Пришлось предпринять беспрецедентный шаг и опубликовать Белую книгу[58], в которой правительство предупреждали: с учетом решения Гитлера о наращивании вооружений нельзя более полагаться на систему коллективной безопасности для гарантированного мира. Британии следовало срочно заняться военными проблемами. Болдуин наконец признал справедливость приведенных там аргументов и выступил в палате общин в защиту Белой книги, отражая критику лейбористов, выступавших за разоружение. Тем временем Гитлер воспользовался публикацией доклада как предлогом, чтобы вновь ввести в Германии всеобщую воинскую повинность и заявить о планах расширения немецких военно-воздушных сил, которые, по его словам, уже равны Королевским ВВС.

Национальное правительство ответило подписанием договора с Францией и Италией в апреле 1935 года. В «Стрезской» декларации три страны обязались противодействовать «любыми возможными средствами» всяким «нарушениям договоренностей, представляющим угрозу для мира в Европе». Хотя соглашение подтверждало приверженность сторон Лиге Наций, оно также предполагало, что Национальное правительство признало несостоятельность системы коллективной безопасности. По сути декларация означала возвращение к дипломатии довоенной эпохи, к дням до создания Лиги, когда союзы заключались с целью сохранить баланс сил. Британия и Франция взяли Муссолини в союзники из опасений, что тот выступит бок о бок со своим товарищем по идеологии Гитлером и таким образом равновесие сместится в пользу Германии.

Несмотря на обращение Болдуина в защитника дела перевооружения и дипломатии старого стиля, его правительство по-прежнему уклонялось от выполнения рекомендаций Белой книги. Наращивание вооружений как идея не пользовалось популярностью у избирателей, а скоро должны были состояться выборы. С начала 1930-х в Британии расплодились всевозможные пацифистские движения, и такие организации, как Лига Наций и Национальный совет мира, ежегодно распространяли миллионы брошюр, продвигая идею мира. В 1934–1935 годах Лига провела в Британии опрос касательно коллективной безопасности, получивший известность как «Мирный бюллетень», потому что результаты исследования показали: подавляющее большинство населения поддерживает концепцию разоружения.

* * *

В октябре 1935 года Италия вторглась в Абиссинию, явно в нарушение Версальского договора, по которому ей отказали в доле союзнических колониальных богатств. Британия рассматривала Абиссинию как вполне законную сферу экономического и колониального влияния Италии; к тому же ей хотелось установить добросердечные отношения с новоприобретенным средиземноморским союзником. Однако Абиссиния входила в Лигу Наций и теперь взывала к ее помощи. Другие участники осудили итальянскую агрессию и потребовали решительных коллективных действий, но Британия отказалась открыто критиковать Италию; вместо этого Национальное правительство попыталось уговорить дуче вывести войска из Абиссинии в обмен на обещание земель в Британском Сомали.

Муссолини же продаваться отказался, и его отряды продолжили захват. Лига Наций решила ввести ограниченные экономические санкции против Италии, и с этим предложением британский кабинет неохотно согласился – к раздражению консервативных заднескамеечников и восторгу части парламентариев-лейбористов. Пацифистская группа лейбористов при этом встала в оппозицию, и партия разделилась на две фракции. Безошибочное политическое чутье Болдуина побудило его объявить выборы именно тогда. Во время избирательной кампании он активно эксплуатировал разногласия лейбористов, без устали похваляясь успехом Национального правительства в борьбе с экономическим упадком. Теперь, уверял он публику, его