Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

аккуратно проговорил идентификационные данные и дату, вызвав на экран последний в очереди комплект файлов, невероятным образом переданных на борт спустя много месяцев после его собственной последней передачи, теперь, наверное, восемнадцать лет назад по времени Ракхата.

– Сандос, что случилось? Что вы там увидели? Не понимаю… – Испуганный тем, как внезапно побледнел Сандос, Дэнни нагнулся над плечом Эмилио и посмотрел на экран.

– O боже мой, – беспомощно поговорил он.

Все прошедшие месяцы с того момента, когда он приступил к изучению документов миссии «Стеллы Марис» и статей, отосланных на Землю ее экипажем, Дэниэл Железный Конь подчас испытывал неопределенное чувство вины, когда вызывал портреты аналитика в области искусственного интеллекта Софии Мендес: акварели, нарисованные отцом Марком Робишо, натуралистом первой миссии, оцифрованные и переданные по радио. Первые из них были сделаны на Ракхате, во время свадьбы Софии и астронома Джимми Куинна; другие оказались сделанными позже, во время беременности, смягчившей классические черты. Впервые увидев эти портреты, Дэнни решил, что Робишо идеализировал свою модель, потому что на последней его акварели, сделанной за считаные дни до происшедшего в деревне Кашан побоища, София Мендес была столь же прекрасна, как Мадонна на византийской иконе Благовещения.

Но когда сравнения ради Дэнни открыл одну из немногих заархивированных фотографий Софии, ему оставалось только признать научную точность зарисовок Робишо. Ум, красота и внутренняя сила – все совпадало. Необычайная женщина…

– O боже, – повторил Дэниэл Железный Конь, не отрывая глаз от экрана.

– Не вернусь, – повторил Сандос, содрогаясь всем телом. – Даже ради нее.

Глава 16

Труча Сай

2047 год по земному летоисчислению

– Супаари, вы понимаете, чего просите? – проговорила София. – Я не могу обещать, что кто-нибудь отведет вас домой…

– Домой, – повторил Исаак.

– Я не хочу возвращаться домой! Мне незачем возвращаться! Но здесь я ничто. Даже меньше, чем ничто…

– Чем ничто, – повторил Исаак.

– Тогда подумай о Хэ’энале! – настоятельным тоном сказала София. Девчушке, о которой шла речь, исполнился всего один сезон, и она спала на ее руках… клубок меха и скрытой энергии.

– Какого рода будущее ждет ее среди моего народа?

– Реди моего народа, – повторил Исаак.

София посмотрела на сына, редкая ошибка в произношении привлекла ее внимание. Было время, когда звук голоса своего ребенка наполнял ее радостью и облегчением; теперь она знала, что это всего лишь эхолалия – навязчивое, бесстрастное повторение, бессмысленное и невероятно раздражительное.

– Да, думаю я о Хэ’энале, – воскликнул Супаари. – Я только о ней и думаю!

– Думаю.

Супаари резко поднялся с мягкой листвы и отошел только для того, чтобы вновь повернуться к Софии, ометая землю тяжелым хвостом. Он совсем не замечал за собой этот жест, однако за прошедшие месяцы она видела его достаточно и знала, что таким образом изображается охрана своей территории. Он показывал, что будет защищать свою точку зрения.

– Никто не женится на дочери ВаХаптаа, София, а если мы останемся среди руна, Хэ’энала все равно что мертва. Я все равно что мертв… хуже чем мертв! Все мы четверо застряли здесь среди чужого нам народа…

Супаари вдохнул, проверяя запах.

– Нам народа, – повторил Исаак.

София напряженно следила за тем, как принюхивался Супаари. Они внимательно прислушивались к звукам, с которыми их покровители-руна пробуждались после полуденной сиесты, однако ничего не было, кроме нормального шума биомассы и сытости, окутывавшего укромную хатку, в которой София каждый месяц укрывалась на несколько дней, когда запах ее тела становился отвратительным для руна.

Иногда они с Супаари приходили сюда просто для того, чтобы поговорить; однако даже в уединении они использовали для общения английский язык – так, как родители Софии разговаривали между собой на идише в Стамбуле, когда она была ребенком.

Однако сегодня за ними последовал и Исаак, явив таким образом желание побыть с другими – готовность идти следом за матерью и ее другом, не глядя на них, но с той же скоростью, в том же направлении, останавливаясь, когда останавливались они, сидя на месте, пока они оставались неподвижными. Казалось, что он не воспринимает их существование, однако София постепенно убеждалась в том, что Исаак впитывает в себя много больше, чем отдает наружу, и это иногда приводило ее в бешенство. Казалось, что он отказывается говорить просто для того, чтобы позлить ее, потому что ей уж так это надо…

– Сандос говорил мне, что у вас на Земле есть глупое мясо, – произнес Супаари, нарушая течение ее мыслей. – Мясо не людей…

– Не людей.

– Супаари, это место богато мясом! Ты можешь есть пийанот. Или кранил…

– Кранил.

– И как я буду их, по-твоему, ловить? – возмутился Супаари. – Пийанот слишком быстрые, а кранил слишком большие – когда на них охотятся, они катаются по земле и давят охотников! Мы всегда ели только руна, которых легко поймать. – Он протянул хватательную ногу и зацепил Исаака за лодыжку.

– Видишь? – оскалился Супаари в гневе и муке. – Мы сотворены для того, чтобы ловить такую медленную дичь, как это дитя! Если руна перестанут приходить к нам для того, чтобы мы убивали их, города умрут от голода меньше чем за сезон. Поэтому мы и разводим их. Они нужны нам…

– Супаари, отпусти Исаака.

Привычный мальчику полный покой превратился в абсолютную неподвижность, однако он не вскрикнул и не заплакал от страха. Супаари мгновенно выпустил ребенка, уши его поникли в знак извинения. Исаак никак не отреагировал на произошедшее, но София облегченно вздохнула и посмотрела вверх – на высящегося над ней жана’ата.

– Иди сюда и садись, – ровным тоном произнесла она и, когда Супаари опустился на землю возле нее, сказала: – Существуют различные способы охоты! Руна могут сделать для тебя ловчие ямы. Или ловушки.

– Ловушки, – проговорил Исаак с такой же механической интонацией, как и прежде.

– Отвези меня обратно на свою С’емлю, и дочь мою тоже, и там я смогу есть, не зная стыда, – настаивал Супаари. Став на колени, он посмотрел на малышку, лежавшую у нее на коленях, и снова посмотрел на нее: – София, я никогда не смогу вернуться к своему народу. Я никогда не сумею сделаться таким, каким был прежде. Но я думаю, что мне не удастся остаться у руна, – произнес он с тихим отчаянием. – Они хорошие. Они достойные люди, но…

– Но.

Оба они на сей раз обратили внимание на сказанное Исааком слово, и оно повисло в воздухе со всем тем, на что намекало, но оставило непроизнесенным.

София протянула руку и провела тыльной стороной ладони по волчьей щеке.

– Я знаю это, Супаари. И понимаю тебя.

– Тебя.

– Думаю,