Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

глаза за волосами, он ощупывал болезненные места на руках.

– Общество намеревается опубликовать научные статьи в октябре, – проговорил он теперь уже серьезным тоном. – Я тут думал о том, что наилучшим способом разобраться с ситуацией является пресс-конференция. При необходимости потратить на это целый день. Столько, сколько потребуется. И на этом покончить со всей этой историей. Ответить на каждый поганый вопрос, который они зададут мне…

– A потом вернуться домой к своим родным. – Она повернулась к нему, взяла голову в ладони и заглянула в темные глаза, следя за тем, как отступают из них сомнение и страх.

– А люди еще танцуют? – вдруг спросил он. – Когда-нибудь мне захочется пригласить тебя на танец.

– Да, дорогой, – заверила она его. – Люди, как и прежде, танцуют.

– Хорошо, – проговорил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, но тут же возвел к небу глаза и припал лбом к ее лбу, так как кухонная дверь со стуком распахнулась и по коридору к ним покатилась приливная волна шума.

Селестина затормозила у двери спальни, растрепанная и покрасневшая от жары.

– Мы умираем от голода! – воскликнула она трагическим тоном и доказала справедливость своих слов, с умеренной грацией свалившись достойной жалости кучкой у их ног.

– Пожалуйста, обрати внимание, – указал Эмилио матери этого умирающего лебедя, – что эта несчастная предпочла все же упасть на ковер, а не на кафель в коридоре.

Селестина хихикнула, не открывая глаз.

– А ты сделаешь нам опять макароны с сыром? – попросила Пиа Эмилио, прыгая на месте, потянув к нему руки. – Как в прошлый раз? Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста. Особо наваристые? С молоком?

Улыбаясь себе под нос, Джина покачала головой, в то время как две шумные девицы повлекли Эмилио на кухню.

– Пиа, позвони своей маме, – услышала она голос образцового отца. – И спроси ее, можно ли тебе пообедать с нами. Селестина, накрывай на стол. И с молоком, как говорит эта леди! Ну, почему, скажи на милость, когда тебе нужна корова, ее никогда не оказывается рядом…

Наконец настало время отправлять Селестину в постель, и Джина выключила свет и упаковала под одеяло свое дитя, а Эмилио расчистил для себя пространство, чтобы можно было сесть посреди кукол, мягких зверушек и прочего игрушечного населения. И невесть откуда извлек небольшую серебряную коробочку, которую для него купил в Неаполе один из охранников каморры, и представил ее на обозрение Селестины.

– Это мне? – спросила она с явным вожделением.

– А кому еще? – спросил он, улыбаясь Джине и наслаждаясь явным ее смущением. –  Понимаешь, это волшебная коробочка, – доверительно сказал ребенку Эмилио, блеснув глазами на серьезном лице, пока Селестина разглядывала крошечные, совершенной работы цветы. – В ней можно держать слова.

Девочка глядела на него из темноты с явным недоверием, и Эмилио улыбнулся ее сходству с матерью.

– Пожалуйста, сними с нее крышку, – проговорил он. Он намеревался самостоятельно сделать это, однако мелкие и точные движения подчас чрезвычайно трудно давались ему. «Неважно, – подумал он, – отработаю это движение». – Вот. Приготовься, тебе придется быстро закрыть ее, как только я произнесу слова.

Захваченная игрой, Селестина напряглась и поднесла коробочку к его губам. Не отводя глаз от Джины, он прошептал:

– Ti amo, cara. – А потом воскликнул: – Быстро! Закрывай коробочку!

Взвизгнув, Селестина захлопнула крышечку так быстро, как только могла.

– Фью! Сделано. А теперь, – сказал он, забирая у нее коробочку, – постучи по крышке и досчитай до десяти.

– Почему?

– Почему, почему, почему! Надо начать пороть этого ребенка, – пожаловался он расплывшейся в улыбке Джине. – В мое время дети делали, что им скажут, и не задавали вопросов.

Селестина нисколько не смутилась.

– Ну почему? – настаивала она.

– Чтобы слова знали, что им положено оставаться внутри, – сказал он сердитым тоном. – Это знает любой дурачок! Делай, как тебе сказали. Постучи по крышке и сосчитай до десяти! – повторил он, протягивая ей коробочку, удерживая ее ремешком ортеза. Она больше не замечала его рук, отметил он про себя. Даже Пиа теперь привыкла к их виду. Смягчившаяся Селестина поступала по коробочке и сосчитала. Он передал ей коробочку.

– А теперь сними крышку и приложи к уху.

Маленькие пальчики сняли крышку, и овальное личико, копия маминого, притихло, когда коробочка оказалась в светлых кудрях, возле золотого ушка, посыпанного летними веснушками.

– Я ничего не слышу! – объявила Селестина, посчитав свое сомнение оправданным. – Ты обманываешь меня.

Изобразив негодование, Эмилио сказал:

– Попробуй еще раз. – Но добавил: – Только слушай теперь всем своим сердцем.

И в волшебной тишине, воцарившейся в детской, все трое услышали его слова: «Ti amo, cara».

Прежде чем все закончилось, Селестина попросила попить водички, напомнила матери про ночник, сказала Эмилио, что положит коробочку под подушку, и в последний раз попросилась на горшок, а потом попыталась затеять дискуссию о том, что некоторые привычки монстра-живущего-под-кроватью позволяют отложить пожелание спокойной ночи еще на пять минут, однако успеха не имела.

Наконец, оставив в двери маленькую щелку, они пожелали Селестине сладких снов – и Джина перевела дух, чувствуя, что никакой энергии в ней уже не осталось, однако душа ее была полна счастья.

– Ты будешь самым лучшим папой в истории человечества, – убежденным тоном проговорила она, обнимая Эмилио.

– Будем надеяться, – сказал он, однако она поняла: что-то не так. Он не сделал даже движения в сторону спальни и наконец сухим тоном проговорил: – Можешь избавить меня от доли смущения, если скажешь, что у тебя сегодня болит голова.

Джина отступила.

– Что-то с руками?

Он едва заметно повел плечами и отвернулся, потом начал извиняться. Однако Джина остановила его, приложив палец к его губам.

– Cari, у нас для этого есть целая жизнь.

По правде говоря, ей весь день было как-то не по себе, и поэтому она изменила тему разговора, как только они оказались около кухонного стола.

– Дон Винченцо говорил мне, что в прошлом мае они нашли для тебя другого хирурга, но ты не захотел встречаться с ним. Почему же, caro?

Эмилио, часто дыша, с каменным лицом осел в стоявшее напротив нее кресло.

– Ты отлично поправился. Врачи умеют делать удивительные вещи, Эмилио. Надо покрыть руки искусственной кожей, передвинуть кое-какие сухожилия, чтобы воспользоваться уцелевшими нервами. Тебе станет намного легче пользоваться руками.

– Я привык к ортезам. – Эмилио распрямился с легким неудовольствием. – Вот что. Эта тема мне уже надоела, понимаешь? И я не хочу снова обсуждать тему своих рук.

То же самое он сказал отцу-генералу. Джина притихла, предоставляя ему возможность самому договорить остальное. Когда он этого не сделал, она сама ответила на непроизнесенное возражение и поняла, что догадалась правильно.

– Фантомная невралгия впоследствии хуже не