Камила - Станислава Радецкая

обязанности меня не пугали, но мне не нравилось, что теперь я буду на глазах у господ и их гостей. Это могло быть опасным; слишком часто девушки шептались, как та или иная девица понесла от хозяина, а потом оказывалась на улице, отверженная и одинокая, с ребенком на руках.

В тот вечер слуги наперебой поздравляли меня, даже Доротея, которая выглядела донельзя довольной. Я не сразу догадалась, отчего они воспылали ко мне таким дружелюбием, и даже дворецкий, белая кость среди слуг, почти равный по власти самой госпоже Бах, соблаговолил меня заметить. Они словно ждали от меня волшебных слов, но, непривыкшая привлекать лишнее внимание, я смутилась и рано ушла спать, сославшись на тяжелый день.

Марта шила у окна, поставив на подоконник свечу. Огонек ее отражался и множился в стекле, и швея щурилась всякий раз, когда втыкала иголку. Она вышивала в один цвет зимнюю юбку для госпожи, и полотно ткани цвета красного вина спускалось на нашу постель, и на нем золотой нитью вились цветы, листья и райские птички. В комнате было душно, и от спертого воздуха сдавило виски.

— Ослепнешь, — вместо приветствия заметила я.

Она мельком взглянула на меня, пожала плечами, но подумала и отложила работу на свой сундук. Баронесса отличалась нетерпимостью, если дело касалось новых нарядов, и могла наказать, если бы решила, что швея слишком долго тянет с работой. Я стянула с головы чепец и распустила косы.

— Тебе повысили жалованье, — полувопросительно сказала Марта.

Я недоверчиво на нее взглянула, но кивнула.

— Решила, как будешь праздновать?

— Праздновать? — я озадаченно уставилась на нее.

— Разве тебе не сказали? Такой обычай есть везде

Я сморгнула, и она терпеливо продолжила:

— Надо угостить всех слуг. Тем, кто поважней, принести подарок. Кто попроще — того угостить вином и сластями.

— В первый раз слышу, — буркнула я, распуская завязки. Щеки у меня пылали, и я корила себя за то, что не догадалась о таком обычае. — Откуда ты знаешь, что мне прибавили жалованье?

— Об этом уже несколько дней говорят. Хозяйка не хочет нанимать новую служанку, — рассеянно отозвалась Марта. Она разделась быстрей и задула свечу; в комнате стало темно.

— Я ничего не слышала… — начала я, но осеклась. Я вспомнила, что одна из горничных путалась с хозяином и с одним из его слуг. — Баронесса узнала о…?

— Она давно все знала. Это он узнал.

Я залезла в кровать, и в первый момент меня охватила дрожь — такой холодной мне показалась простыня.

— И что теперь с ней будет? – спросила я в темноту.

— Не знаю, — Я почувствовала, как Марта легла рядом. — Барон отошлет ее… Может быть, даст денег вдобавок.

Все было так сложно, и я честно призналась в этом Марте. Она посмеялась надо мной, но даже ее смех не звучал обидно. Из ее слов выходило, что не всегда женщине стоит открывать рот, чтобы не схлопотать побоев или еще чего похуже, а спорить с тем, кто сильней, или сопротивляться ему – того бессмысленней, если не желаешь себе навредить. Потому-то и горничная безропотно подчинялась хозяину, а баронесса закрывала глаза на то, что знала: обе они могли остаться без денег, здоровья и крова, будь на то воля барона. Многие девушки заканчивали свои дни на улице или в доме греха, если пытались бороться за свою честь, а те, кто поддавался и вел себя умно, жили припеваючи на зависть подругам.

— Я бы так не смогла, — призналась я, представив толстого доктора в хозяевах, но Марта лишь коротко обронила:

— Все так говорят вначале.

Глава пятнадцатая

Ночью мне снился Иштван.

Он устраивал роскошный пир в честь своей свадьбы, но невестой его была не я, а Аранка. Во сне оба они были пронзительно красивыми, разные, словно ночь и день; они звали меня к себе, и я пыталась пробиться к ним. Но меня преследовал капитан, и его люди расставляли ловушки и капканы на моем пути; по их желанию разверзались овраги и вырастали деревья, кустарники сплетали ветви в непреодолимую преграду, ветви превращались в клубки шипящих змей, а змеи становились кипящей смолой. У меня были крылья, чтобы летать, и когти, чтобы рыть подземные переходы: лишь бы оказаться рядом с теми, кого я любила! Но когда я почти оказалась рядом, сон исчез, растаял.

Глаза щипало от едких ночных слез. Во сне я забыла, что Аранка умерла, и пока я не проснулась окончательно, мне казалось, что вот-вот и вновь послышится ее веселый голос, она ласково назовет меня «козой» и расскажет, что произошло с ней за все эти месяцы.

Я одевалась при тусклом свете из окна, как можно тише, незаметней. Мне не хотелось будить швею, чтобы она окончательно не спугнула моего сна. Сейчас, на рассвете, я была наедине со своими воспоминаниями, и я боялась с ними расстаться.

Пока я прибирала комнаты на втором этаже, мысли мои то и дело возвращались к Иштвану. Давным-давно, когда я жила в доме у дяди, в наш городок заходил толкователь снов, охотно разъяснявший, к каким потерям ведет тот или иной сон. Помню, он предсказал, будто дырявый сапог, который снился тетке Луизе три ночи, к потере денег; и точно, в те же дни дядю обокрали на дороге. Тетка избила дядю сапогом, и тот треснул ровнехонько в том же месте,